Я дышал воздухом прошлого, воздухом своего детства. Нельзя сказать, что он очень уж отличался от той газовой смеси, которую мы вдыхаем в начале третьего тысячелетия, разве что был чуточку чище, вследствие гораздо меньшего числа машин на улицах. Среди легковушек, — и это сразу бросалось в глаза, — ни малейшего признака «жигулей», не говоря уже об иномарках. А вот люди — те же, хотя и в нелепых, с позиции моды начала нового века, нарядах, со странными прическами, но все равно свои, родные. Странно было видеть их «помолодевшими» на тридцать пять лет. Я машинально начал прикидывать возраст каждого попадающегося на встречу прохожего в «нашем» времени: этому будет под шестьдесят, а той — все восемьдесят, ну а тому деду — за сотню, если доживет, конечно. Да, многих, видимо, тогда уже не будет. Словно в ответ на эти мысли я встретил человека, при виде которого все захолодело у меня внутри. Это был наш сосед Николай Петрович, дядя Коля. Он умер, когда я оканчивал школу, следовательно, жить ему осталось менее полугода. Поравнявшись со мной, дядя Коля кивнул, здороваясь. Выглядел он сносно, только что-то неуловимое в лице — какая-то «печать смерти». Я вспомнил: у него был рак, скоротечная форма, убивший его в считанные месяцы. Сейчас он был обречен, но не знал этого, как вероятно и никто не знал на всем свете. Кроме меня.
Во сне я увидел Татьяну. У нее было печальное лицо, такое, каким я его запомнил в нашу последнюю встречу.
— Когда ты приехала? — спросил я.
— Глупый, я никуда не уезжала.
— Нет, уехала, — настаиваю я. — И правильно сделала. Все равно, скоро мне конец.
— Я помогу тебе. Я спасу тебя.
Таня целует меня и плачет.
— Мне уже никто не поможет. Прошу тебя — уходи…
Я проснулся. В помещении было темно — непонятно, утро или вечер. На губах явно ощущался соленый привкус от слез. Я пребывал в том «пограничном» состоянии, когда трудно разобрать: где сон, а где явь.
— Таня, — хотел позвать я, но не мог разомкнуть губ. Не было сил пошевелиться, руки — налиты свинцом, мысли — путанные, несвязанные. Я опять провалился в забытье.
— Не прогоняй меня, — говорит Таня и гладит мне рукой волосы. — Я нужна тебе…
Я проснулся окончательно. Вокруг стояла тишина, даже из коридора не доносились голоса и обычное шарканье ног. Некоторое время я лежал неподвижно, переживая заново свой сон. С Татьяной мы расстались пять лет назад. Сначала она мне часто снилась, потом все реже и реже, и вот опять…
Таня, милая моя Таня. Правильно ты сделала, что уехала тогда. Тебе нужен здоровый и сильный мужик, а не полутруп, как я. От этих мыслей подступил ком к горлу и, в который уже раз, захотелось разрыдаться. Я сделал над собой усилие, приподнялся и сел, облокотившись о спинку кровати. Голова горела огнем, во рту страшная сухость: кажется, у меня поднялась температура. Я пошарил рукой сбоку от себя по прикроватной тумбочке: не было сил даже повернуть голову. Нашарив бутылку с минералкой, с досадой обнаружил, что она пуста. В тумбочке должна была находиться еще бутылка, но, что бы достать ее, нужно наклониться, а я боялся головокружения и подступающей дурноты. Моя палата была одноместной, что являлось, одновременно, и огромным благом и обрекало на одиночество.
«Стакан воды подать некому», — пришло на ум расхожее выражение. Раскошелившись, я оплатил, при поступлении в больницу, одноместные «апартаменты», так как органически не выносил длительного пребывания в обществе незнакомых людей, но от сиделки отказался, хотя мне и было это по средствам. Воспользоваться кнопкой вызова дежурной сестры мешала ложная деликатность — совестно беспокоить по пустякам занятого человека.
«Идиот», — мысленно обругал я себя. — «Так и будешь мучиться? Кому нужна твоя скромность. В наше-то время…». Ругать — ругал, но до кнопки так и не дотронулся, сидел с закрытыми глазами, пока не отпустило. Дурнота прошла, осталась только страшная слабость, такая, что даже отвинтить крышку пластиковой бутылки с «Нарзаном» стоило мне огромных усилий. Утоляя жажду, я заодно проглотил таблетки, которые трижды в день клали мне на тумбочку в мерный стаканчик. Таблетки, уколы, градусник, а так же непременное выслушивание и измерение давления — вот все, что осталось мне. И сны. Возвращение назад, в прошлое….опять: Татьяна, Лена… Бог ты мой — я же был там! Разговаривал с Эдиком, Пашей, Леной, не теперешними, солидными, с грузом прожитых лет, имеющими взрослых уже детей и даже внуков, а теми, шестнадцатилетними. Что-то непонятное происходило со мной. После того разговора с доктором, когда я рассказал ему о своем «сне», на душе у меня стало особенно тревожно.
Читать дальше