Стефан Вул - Живая смерть

Отсутствие некоторых знаков как бы окутывало формулу некоей несущей в себе пагубу аурой. Будто её вслух произносила щербатым ртом какая-то ведьма.

— Угодили прямо в логовище монстра, — упавшим голосом произнес Жоаким.

Он взглянул на Марту.

По-прежнему неотразимо прекрасная, даже с черной каймой вокруг глаз. Но её взор на ничего не выражавшем лице был каким-то потерянным, блуждающим. Как ни странно, но обильная паутина в её волосах выглядела вуалью новобрачной.

— Ну что же, пойдемте! — обреченно выдохнул Жоаким.

Взяв молодую женщину под мышки, он попытался её приподнять. Но она оставалась инертной, никак не реагируя на его усилия. В итоге оба опять свалились в дыру.

Жоаким просидел, не шевелясь, долгих минут десять. Восстанавливал дыхание.

Наконец он поднялся и пролез в щель один. Затем, распластавшись, он зацепился сапогами за края отверстия и протянул руки молодой женщине. Но та, похоже, даже не замечала его, и ученому пришлось несколько раз настойчиво вполголоса взывать к ней:

— Марта, возьмите меня за руки… Послушайте, Марта, надо же выбираться отсюда… Слышите?

В конце концов она с совершеннейшим равнодушием откликнулась на его просьбы. Биологу понадобилась вся многократно приумноженная любовью к ней энергия, чтобы вытянуть Марту на пол лаборатории.

Покачиваясь из стороны в сторону, Жоаким добрел до двери и настороженно прислушался. Ни звука. Скорее — и это было ещё страшнее стояла такая густая тишина, будто кто-то, говоря музыкальными терминами, взял диез очень низкого регистра. У ученого создавалось впечатление, что где-то неподалеку затаилось нечто тяжеловесное, жуткое и величественное. По коже пробежали мурашки. Сами собой заклацали зубы. Наполовину парализованный страхом, он с трудом подчинил своей воле непослушные мускулы, чтобы закрыть дверь и задвинуть щеколду.

Вернувшись к Марте, он обратил внимание на то, что и она испытывала такое же волнение. Биолог усадил её поудобней в кресло, стараясь производить как можно меньше шума. Пошел наполнить стакан из водопровода и нервно вздрогнул, когда, повернув кран, услышал, как громко загудела в трубах вода. Он протянул бокал Марте, но та, судя по всему, его попросту не замечала. Пришлось прижать краешек к губам молодой женщины. Вся дрожа, она принялась неловко пить, но поперхнулась и закашлялась. Стакан упал на пол с невыносимым для обостренной чувствительности ученого грохотом.

Он надолго застыл, опасаясь, что тем самым привлек к лаборатории чреватое бедой внимание. Затем биолог утолил жажду сам, хлебая воду, как дикарь, прямо из ладони.

Вытерев губы, взглянул в направлении своей комнаты. Он едва не шлепнулся в обморок, увидев, что дверь в неё приоткрыта и в затененном треугольнике что-то поблескивает. Жоаким, автоматически, будто заводная игрушка, переставляя ноги, пересек всю лабораторию. Вошел в помещение и, нагнувшись, обнаружил, что это отсвечивала часть позолоченного корешка совершенно безобидной книги. Он безвольно опустился на кровать и просидел так какое-то время — настороже, в состоянии полной, хотя и чуткой, опустошенности, при которой исчезли всякие представления о времени.

Через проем двери в другом конце лаборатории ему был виден неподвижный силуэт Марты, скрючившейся в комочек в громадном кресле.

Солнце пробивалось сквозь оконные стекла хилым желтоватого оттенка сиянием, расползавшимся по каменным плитам. Оно лениво перемещалось по мере того, как истекал час за часом, играя бликами на колбах, выстроившихся в ряд на большом столе, словно последовательно маркируя одну за другой фазы проведенного сатанинского эксперимента.

Из плохо завернутого крана, отсчитывая секунды, с раздражающей монотонностью капало в фаянсовую раковину умывальника.

Проникавшие снаружи в лабораторию солнечные лучи всё больше и больше удлинялись, пока не коснулись двери, выводившей в коридор, после чего моментально исчезли. Всюду сгустились серые, отдававшие грустью тени.

Страх перед надвигавшейся ночью вывел Жоакима из ступора. Он вскочил и, пощелкав впустую электрическими выключателями, зажег две керосиновые лампы.

С нежностью вытер влажным полотенцем лицо Марты, рукой осторожно снял паутину, замаравшую её волосы и одежду.

Она вроде бы несколько успокоилась, и Жоакиму удалось немного покормить молодую женщину. При этом он обращался с ней, как с малышкой, заставляя глотать с ложечки содержимое консервной банки, завезенной с Венеры. Поел сам и, несколько успокоившись, решил полистать ту самую книгу, кусок позолоченного переплета которой ещё совсем недавно так его напугал.