Мария Ермакова - Лазарет на перекрестке миров. Начало

— Вы можете заниматься своей обычной деятельностью, — процедил гок сквозь полупрозрачные зубы. — Но мы останемся и будем следить. Проклятым сатианетам не удастся вернуть своих солдат без боя!

— Тупой крокодил! — в сердцах рявкнула Татьяна Викторовна по-русски. Опомнившись, перешла на код. — Возвращайтесь в сектор Дох и ведите там свою глупую войну! И не смейте даже приближаться к красным крестам!

Лу-Тан изумленно посмотрел на нее. А Кор-Харр сощурил и без того узкие глаза и вдруг закашлялся, сгибаясь от сбитого дыхания. Через пару мгновений Татьяна с удивлением поняла, что он смеется.

— Война не бывает глупой! — отдышавшись, сказал гок. — Глупыми бывают детеныши! Ты — еще детеныш, хотя и принадлежишь к Стражам порога. Я не ощущаю Правил! Я не ощущаю сектор Дох! Я буду ждать сатианетов!

Экран погас.

— Мне плевать на Правила… мне плевать на сектор Дох, — перевела Татьяна на русский, — каков наглец, а? Надо что-то делать, доктор!

— Проверим пациента! — предложил тот. — Вы идите, проведите осмотр, а я закончу дела и подойду.

Она уже вышла, когда до нее долетел голос Лу-Тана.

— Танни, а вы бесстрашная девочка! Кор-Харр запомнит ваши слова навсегда.

Татьяна просунула в дверь голову и громко ответила:

— Мне плевать на Кор-Харра! Мне плевать на сатианетов! Я не позволю этому поселиться в моем сердце!

Бим вторил радостным лаем.

Проводив ее взглядом, Лу-Тан тяжело оперся ластами о консоль. Он не хотел, чтобы она видела, как ему плохо.

Его время истекало.

За прошедшие три суточных цикла на станции и вокруг нее ничего не изменилось. Как назло, после полосы беспокойства наступило затишье — ни один корабль, кроме крейсеров гоков, не показывался в пределах видимости, ни один пациент не обратился за помощью.

Пришельцы так и висели на черном фоне неба, словно приклеенные. Истребители по очереди отделялись от каждого из них, чтобы облететь пространство вокруг.

Сатианет все чаще пребывал в сознании. На вопросы не отвечал, смотрел перед собой желтыми немигающими глазами. Его срастающиеся кости невыносимо ныли, хотя Лу-Тан и Татьяна пытались снять синдром введением сильных обезболивающих. Однако он ни разу не пожаловался, лишь стискивал тяжелые челюсти, сдерживая стоны.

Татьяна искренне жалела его. Приходила в операционную и садилась рядом, следила за показаниями приборов, добавляла дозу обезболивающих и стимуляторов роста костных тканей в газовую смесь, наполнившую Икринку. Ей казалось, ему плохо не столько от боли, сколько от одиночества. Могло ли ее присутствие заменить присутствие погибших товарищей? Вряд ли. Но она упрямо сидела с ним, отлучаясь только, чтобы поесть и накормить Бима.

Лу-Тан заходил на осмотр пару раз в день, все остальное время проводя в бассейне.

Татьяна Викторовна торопилась учиться новому. Отчего-то это казалось ей важным. Сейчас, сидя рядом с Икринкой, закрыв глаза, она впитывала информацию об управлении станцией, к своему удивлению обнаруживая, что не все аспекты процесса ей доступны. Э выводил на внутреннее зрение схему помещений и кабелей, вентиляционных шахт и энергетических модулей. Учил ее простейшим действиям по поддержанию жизнеобеспечения, замене отработанных деталей, ремонту и профилактике внутри целого организма, которым, в сущности, и был Лазарет на перекрестке миров. Однако информации явно было больше, и Управляющий Разум пока отказывался ей делиться.

— Они… уже… здесь?…

Хриплый голос заставил вздрогнуть. Татьяна открыла глаза. Сатианет, повернув голову, смотрел на нее.

Она подошла к Икринке. Жизненные показатели неуклонно шли вверх — пациент выздоравливал быстро, несмотря на тяжелые ранения.

— Я переведу вас в обычную палату, — не отвечая на вопрос, сказала она дружелюбно. — Как кости? Болят?

Сатианет попробовал пошевелиться. Закрыл глаза, пробормотал что-то на своем языке.

— Плечо… Нога почти нет.

— Не удивительно. Плечевой свод — одна из самых толстых костей вашей костной структуры. Толще только…

— Тазовый… Я знаю анатомию!.. Ответьте мне… на вопрос…

Татьяна мысленно вызвала транспортировочную тележку, помолчала. Ответила, поджав губы:

— Да. Они здесь. Но вам нечего бояться!

Теперь ей пришлось воочию увидеть смех сатианета. Он пришлепывал толстыми губами и жмурился, как кот, греющийся на июньской крыше.

— Я не боюсь, доктор! — отсмеявшись, заговорил он. — Мой корабль… Вы починили его?