Игорь Росоховатский - Законы лидерства

- Ну и умнющая девка ты, Верка, - хихикнула подружка.

- Любой вопрос, как говорит наш академик, надо в перспективе рассматривать. Футурологией интересоваться...

Внезапно в разговор двух подружек ворвался накаленный яростью срывающийся голос:

- Скоро замолчите, девчонки? Слушать противно!

- Чего ж так? - с удивленной ехидцей пропела Верина подружка.

- Вы же о людях, а не о лошадях толкуете. - О людях, о людях. Лошади зарплату не получают. А ты, если будешь такой горячей, у нас не задержишься. - Не угрожайте, не боюсь. Я узнал голос: новенькая, Таня. - Не связывайся. Она горячая по молодости. Ничего, это проходит. - Молодость или горячность? - фыркнула подружка. - И то, и другое. Пересмеиваясь, они собрались, переобули туфли, и ушли. Вскоре, как я слышал, ушла и Таня. Я просидел за шкафом, опустошенный, минут пятнадцать, - хотя можно было уже вылезать.

В тот день, я не зашел, как условились, к Вере. Долго бродил по городу один. Уходящее солнце зажигало пламенные блики на оконных стеклах верхних этажей, иногда бросало золотые монетки в зелень деревьев. Становилось тише и глуше порывистое дыхание Киева: шум автомобильных моторов, движение и рокот людских толп; я присел на скамейку в сквере, прислушался к себе, убедился, что опустошенность моя не болезненна. Просто чего-то лишился, чего-то не хватает. Но лишиться надо было. Чувство вторичности, невсамделишности происходящего не подвело. Оно как бы предохранило меня от поспешного шага... "Не совсем молодой человек, - сказал я себе, - не разыгрывайте трагедию. Для хорошего артиста у вас слишком много рассудочности..."

На второй день Вера старалась не смотреть в мою сторону, ждала, когда я подойду к ней и объясню, почему не пришел. Я не подходил. Тогда она разочек, проходя мимо, будто ненароком задела меня бедром. Извинилась. Я так ответил "пожалуйста", что сотрудники оглянулись, а у нее отпала охота толкаться. Она рассердилась уже по-настоящему. А я вначале подумывал даже, не перевестись ли в другой отдел. Но потом решил остаться. Что-то удерживало меня в этой лаборатории. Кажется, я уже знал, что именно, но уточнять не стал...

В отношениях между тремя лаборантками внешне ничего не изменилось. Однако по непонятной причине стала часто биться посуда, закрепленная за Таней; то трехгорлая колба, то бачок, не говоря уже о пробирках. Однажды пища, которую она приготовила для кроликов, оказалась пересоленной, я не подозревал, чьих рук это дело, думал: виной - Танина неопытность. Наш добрейший профессор Рябчун замечание ей сделал: "Мечтать, конечно, надо, это хорошо, и все-таки на работе, уважаемая, следует быть собранной, аккуратной". А она отвернулась от него, и в глазах ее - слезы.

На очередном производственном собрании о трудовой дисциплине выступила Вера. Как пример несерьезного отношения к работе помянула Таню. Только тогда до меня, как до жирафа, дошла простенькая истина. Пришлось и мне выступить. Обвинять Веру и ее подругу в подлости я не мог - фактов не было. Говорил о внимательности к молодым работникам, похвалил Таню за то, что привела в порядок лабораторный журнал. Профессор Рябчун только кряхтел да поддакивал.

После собрания я подошел к Вере. Она решила: буду оправдываться. Задержала подружку как свидетельницу. Ну, я и высказал все, что думаю об их отношении к Тане, да заодно и к работе тоже.

Вера все поняла по-своему.

- На свежинку потянуло? С чужим ребенком возиться не хочется, Петенька? Понятно... А ты, милок, хитрей, чем на первый взгляд кажешься.

Так захотелось влепить ей пощечину, что я заложил руки за спину и сжал одной рукой вторую.

С того дня Вера начала оказывать знаки внимания Николаю Трофимовичу, да так, чтобы я видел. А убедившись, что на меня это не действует, перевелась в другую лабораторию. Иногда мы встречались с ней в коридоре или в столовой, и она делала вид, будто меня не замечает. С Таней она тоже не здоровалась. Зато лабораторная посуда оставалась целой.

* * *

Узор капилляров, который я видел в окуляре микроскопа, меня не радовал. Мышечная ткань после перестройки должна была стать несколько иной. Я взял приготовленные Таней срезы и вставил в объектив. Покрутил верньер, и в поле зрения показалась часть клеточного ядра...

Чье-то теплое дыхание защекотало затылок. - Не помешаю, Петр Петрович? Срезы удались? - Спасибо, Таня. Срезы отличные. Смотрите, как четко видны хромосомы. Третья фаза. Настоящие свитки с информацией. Одного хватило бы на собрание сочинений...