Питер Гамильтон: Обнаженный Бог: Финал

– Интересно, – заметил Сайнон. К разговору начали прислушиваться другие сержанты, они с жадностью искали любую зацепку, которая могла проскользнуть среди слов раненого. – Так, значит, вы раньше не знали об этой реальности?

– Нет. Не особенно. Хотя, наверное, мы знали, что такое место существует или может существовать. Желание попасть в него свойственно нам, одержателям то есть. Мы хотим жить там, где у нас нет никакой связи с внешним миром и где нет ночи, чтобы напоминать нам о потусторонье.

– И вы верите, что это здесь?

– Кажется, это место соответствует условиям, – кивнул Мойо. – Не мог бы я, конечно, поручиться за то, что здесь нет ночи, – добавил он с горечью.

– Тут есть еще какие-нибудь планеты? – спросил Сайнон. – Норфолк и все остальные? Вы что-нибудь о них знали?

– Нет. Никогда не слышал и не чувствовал ничего такого с тех пор, как мы здесь.

– Спасибо. Кажется, инстинкт здесь главный руководящий фактор, – сказал он остальным. – Не думаю, что мы можем полагаться на него в поисках ответа.

– Не понимаю, почему мы не можем просто отправиться назад, – ответил Чома. – Наша мощь равна их мощи, и мы тоже имеем соответственное желание вернуться.

Объединенные мысли их мини-совета решили, что имеются две возможности. Что одержатели стихийно создали для себя запечатанный континуум. Невероятное событие. В то время как это объясняло бы некоторые особые свойства этого острова – бездействие их электронной аппаратуры, изолированность от внешнего мира, – создание во всех отношениях новой реальности посредством манипулирования существующими пространством-временем при помощи энергии было бы необыкновенно сложным процессом. Сюда можно было попасть под влиянием громадного страха, который облегчил данную процедуру.

Более вероятно: континуум уже существовал, скрываясь в изоляции среди бесконечных измерений пространства-времени. Этот отдаленный мир был таким местом, хотя имел совершенно иные параметры. Всех их, должно быть, втянуло глубоко внутрь множества параллельных миров, соединенных между собой в пределах вселенной. При таких обстоятельствах родная планета вовсе не находится вдали от того места, где они теперь очутились. В то же самое время – они находятся по другую сторону бесконечности.

Не удавалось также открыть хотя бы микроскопическую прыжковую яму, несмотря на усиленную концентрацию энергистических сил. Из этого не выходило совсем ничего хорошего. А ведь до того двенадцать тысяч одержателей открыли достаточно широкие ворота, чтобы охватить кусок скалы, имеющий двенадцать километров в диаметре. Теперь же девять тысяч сержантов не могли образовать трещинку такой ширины, чтобы сквозь нее протиснулся фотон.

Стефани минуты две внимательно смотрела на Сайнона, пока не стало ясно, что он не собирается больше ничего говорить. Зато она могла ощущать сознание окружавших ее сержантов. Стефани не обнаружила никаких эмоциональных волн, которые выдавали бы нормальные человеческие мысли, но чувствовала всего лишь слабую вспышку рационального восприятия, только изредка улавливала трепетание, вроде бы говорившее о страсти; так пламя свечи иной раз сжигает пылинку. Стефани не знала, указывает ли это на эденистскую психику или это обычный сержантский менталитет.

Темные силуэты биотехов оставались бесстрастно неподвижными, они стояли, образуя не совсем правильный круг. Каждый новый взвод, который прибывал, пробравшись по сырому суглинку, немедленно скидывал рюкзаки и присоединялся к товарищам по несчастью, разглядывая, куда это они попали. Насколько могла определить Стефани, среди этих сержантов они были единственными людьми. Новоприбывшие сержанты уступали в умственных способностях жителям Кеттона. И все же она не могла не почувствовать движение мысли среди разрушенного города. Сначала она была в недоумении, почему никто из них не осмелился заговорить с сержантами, а теперь приписывала этот факт определенной покорности судьбе.

– Мы должны подойти и поговорить с другими, – предложила Стефани. – Глупо так отделяться в подобных обстоятельствах. Если мы собираемся выжить, нам надо объединиться и трудиться вместе.

Макфи вздохнул и дернулся, расположив свое большое тело поудобнее поверх спального мешка, на котором он лежал.

– Ой, девочка, ты в каждом видишь только хорошее. Открой глаза. Вспомни, что эти негодяи с нами вытворяли, – и пусть томятся.

– Хотел бы я раскрыть глаза, – резко произнес Мойо. – Стефани права. Мы должны хотя бы попытаться. Глупо устанавливать тут разные лагеря.