Питер Гамильтон: Обнаженный Бог: Финал

– Десять часов тому назад эти типы, с которыми ты подружилась, пытались нас убить. Нет хуже, чем убить. Любого из нас, кого им удается захватить, они швыряют обратно в потусторонье. Что-то я не заметила, чтобы ты спешила отдать назад свое славное новое тело, Стефани. Ты поползла в Кеттон, надеясь спрятаться в грязи, пока они не пройдут мимо.

– Слушай, если ты жаждешь мести, так просто выстрели мне в голову, и покончим с этим. Но отпусти остальных. Не можешь же ты приговорить всех к жизни на этом острове только из-за того, что в тебе так много страха и ненависти.

– Не выношу такого показного благородства, – Аннета прошла мимо Кохрейна и Сайнона, чтобы встать над самой Стефани. Ствол ружья свисал на несколько дюймов ниже ее холодного лица. – Я нахожу это просто отвратительным. Ты, может быть, никогда не признаешь, что не права. Ты постоянно претендуешь на высокую нравственность, как будто бы на какую-то естественную наследственность. Ты используешь свое обаяние, точно щит, чтобы никто не обращал внимания на то, что ты проделала с телом, которое украла. Это вызывает у меня отвращение. Я-то никогда не стала бы отрицать, кто я такая и что я сделала. Так что – хоть разок признай правду. Я сделала то, что считала правильным. Я организовала защиту двух миллионов душ, включая и твою, я препятствовала тому, чтобы тебя снова швырнули в тот кошмар. Скажи мне, Стефани, было это правильно?

Стефани закрыла глаза, выжимая крохотные жидкие капли себе на щеки. Может быть, Эклунд права, может быть, я пытаюсь не обращать внимания на ужасное преступление. А кто не стал бы пытаться?

– Я знаю: то, что я сделала, – неправильно. Я всегда это знала. Но у меня не было выбора.

– Спасибо, Стефани. – Аннета повернулась к Сайнону. – А ты, машина смерти, если ты веришь в то, что говоришь, ты должен отсюда убраться и предоставить истинным гуманоидам жить подольше. Ты расходуешь наш воздух.

– Я-то как раз человек. И подозреваю, что больше, чем ты.

– Придет время, когда мы вышвырнем вас в потусторонье, – Аннета невесело улыбнулась. – Наслаждайся же падением. Похоже, что оно будет долгим.

* * *

Сильвестр Герей открыл двери в личный офис княгини Кирстен и жестом попросил Ральфа войти. Принцесса сидела за столом, за спиной у нее были открытые французские окна, они позволяли легкому бризу шуршать ее платьем. Ральф, привлекая ее внимание, встал перед ней, отсалютовал, затем положил свой диск на стол. Он разработал единственный файл, где было собрано все о полете с Ксингу.

Кирстен, поджав губы, взглянула, но не сделала попытки взять дискету.

– И это… – произнесла она с видом человека, который отлично знает о содержании того, что перед ним.

– Мое заявление об отставке, мэм.

– Отказано.

– Мэм, мы потеряли девять тысяч сержантов в Кеттоне, и бог знает, сколько одержимых штатских расправилось с ними. Я дал приказ. Все это на моей ответственности.

– Да, безусловно. Вы приняли на себя эту ответственность, когда Алистер поручил вам армию Освобождения. И вы будете продолжать нести это бремя, пока последний одержимый с Мортонриджа не будет помещен в камеру ноль-тау.

– Я не могу.

Кирстен окинула его сочувственным взглядом.

– Садитесь, Ральф.

Она указала на один из стульев перед своим столом. В течение секунды казалось, что Ральф может не принять предложение, но вот он кивнул, подчиняясь, и опустился на сиденье.

– Теперь вы знаете, на что это похоже – быть Салданой, – сказала она. – Конечно, можно допустить, что мы не стоим перед принятием таких решений ежедневно, но приказы о них достаточно часто лежат на этом столе. Мой брат санкционировал сохранение флота, которое в результате удорожило стоимость жизни значительно больше, чем трагедия на Кеттоне. И, как вам известно лучше, чем кому бы то ни было, мы косвенным образом поощряем, чтобы удаляли людей, которые когда-нибудь смогут причинить королевству неприятности. Может быть, не многих и не очень часто, но это необходимо совершить в течение десятилетия. Эти решения должны быть приняты, Ральф. Так что я сжимаю зубы и отдаю распоряжения действительно жесткие, которые Кабинет коллективно признает подходящими, если им когда-либо придется их принимать. И это и есть истинная политическая власть. Вырабатывание решений, которые имеют воздействие на других людей. Ежедневное всеобщее бегство из королевства – наше поле деятельности, забота для нас, Салдана. Так вот, называйте нас как угодно: безжалостными диктаторами, бессердечными капиталистами или благодетелями-опекунами, назначенными богом. Суть в том, что все, за что мы беремся, мы делаем хорошо. Вот почему мы принимаем эти решения без колебаний.