Владимир Рыбин - Что мы Пандоре

- Я ничего не забываю.

- Мне полагается вести себя так, как я нахожу нужным.

- Ну-ну, - ехидно сказала Пандия. - Ты большой мастер своего дела.

Я разозлился. Это было наконец смешно, вести такие разговоры в такой момент.

- Неужели нам нечего больше обсудить?

- Еще наобсуждаемся. Ты же видишь, какие они. Тут хоть оставайся. А позлить тебя так интересно!

- Ты сама злишься.

- Я? Больно надо!

- Тебе не кажется, что мы ведем себя здесь как-то странно?

- По-моему, ты всегда такой...

- Встретились с иной цивилизацией, а думаем о каких-то пустяках. Увязались в эту дурацкую экскурсию, ведем праздные разговоры вместо того, чтобы заниматься исследованиями... Бывало, обыкновенная букашка с другой планеты вызывала бурю...

- Они мне сразу не понравились, - сказала Пандия.

- Кто?

- Эти отупевшие от учебы <����дети>, эта гражданка из поезда-гусеницы. Послушай! - схватила она меня за рукав. - Может, дети - вовсе не дети, а космонавты вроде нас? Те, которых уговорили тут остаться?..

- Ну у тебя и фантазия! - сказал я, внутренне поеживаясь от такого предположения. - Тебе бы фантастические романы писать.

- А что?! Это же очень-очень развитая цивилизация. Бездна знаний. Пока их переваришь...

- В этом что-то есть, - признал я.

- Наконец-то заметил!..

- Погоди ты... - Я задумался. - Ты сказала: <����пока переваришь>?

- Да, а что? Ведь если у них бездна знаний, то и переваривать эти знания нужна бездна времени.

- Ну?

- А жизнь ограничена. Биологические рамки не раздвинешь...

Меня поразила эта мысль, и я, воодушевленный неожиданной идеей, собрался добавить что-то свое. Но вдруг увидел, как глаза Пандии округлились в ужасе. Оглянулся и чуть не шарахнулся в сторону: возле меня, буквально в метре, извивалась, шевелилась, хватала воздух голая по локоть человеческая рука. Ничего вокруг, только эта рука, беззвучно ищущая что-то в пространстве. Самое ужасное было в том, что рука была мне знакома белая, мягкая, какая-то по-особому пластичная.

Я глянул на Пандию: руки у нее были на месте. Да и понял, что эти изнеженные пальцы никак не могли принадлежать Пандии, чьи руки всегда лезли не в свое дело и потому были исцарапаны и исколоты.

А рука все трепыхалась в воздухе. Наконец, она ухватила что-то, медленно согнулась в локте, и мы увидели выходящую прямо из пустоты нашу знакомую аборигенку.

- У меня что-то заедает в системе подпространственного перехода, произнесла она на чистом русском языке. Точнее, произнесла не она, поскольку губы ее даже не шевельнулись. Голос, мягкий, певучий, исходил из маленькой коробочки, прикрепленной у нее под горлом. - Так что вам нужно? Говорите скорей.

- А чего говорить, если вы сами все знаете.

У меня это вырвалось непроизвольно, и я тут же пожалел о сказанном, испугавшись, что она попросту обидится и исчезнет. Но, видно, даже обижаться не было в привычке у этих пандорцев.

- Конечно, знаем, - сказала она все тем же безразличным тоном. - Вы все, не только земляне, но и все другие тешите себя нелепой надеждой, что можно у кого-то что-то подсмотреть, перенять. Так ведь?

- А что в этом плохого?! - вскинулась Пандия.

Аборигенка даже не повела глазом в ее сторону, сказала, по-прежнему обращаясь ко мне:

- Плохо то, что вы себя обманываете. Перенять чужое - значит воспользоваться чужим, на это могут рассчитывать только нравственно несовершенные существа.

- Ну, знаете! - опять не выдержала Пандия.

- Чужие знания могут быть поняты лишь в том случае, когда свои близки к ним. Но тогда чужое и не нужно. Не в использовании чужого, а в развитии, совершенствовании своего - путь всякого прогресса.

Я видел, как Пандия нервно передернула плечами: вместо обоюдоинтересного контакта приходится выслушивать назидательно-приторную нотацию, на которые горазды и свои, земные, лектора. Это называется напросились.

- Но мы хотели не только узнать о вас, но и сообщить вам о себе.

- Зачем?

- Как это зачем? Как зачем?!.

Теперь я не глядел на Пандию. Если уж мне невмоготу выслушивать такое, представляю, каково ей.

- У нас существует запрет на собственные знания, зачем же нам ваши?

- Как это запрет на знания?

- Я так и знала: вам неизвестен биологический предел познания. Хотя трудно поверить, что ваши ученые не додумались до сравнительного анализа созревания биологических систем...

Что-то знакомое было в ее словах. Будто бы только что я думал об этом самом. Думал, да почему-то недодумал.

Мы так и стояли посреди поля, и было в этой беседе что-то непонятное, противоестественное. Солнце, желтое, как лимон, клонилось к горизонту, и тень от стоявшего неподалеку нашего разведочного катера тянулась к нам по ярко-зеленой траве, словно подкрадывалась.