2
Мирзоев, как, наверное, всегда по вечерам, сидел один во флигельке, пристроенном к лаборатории. Сотрудники после пяти уезжали в город любителей ночевать в Шаймергене находилось маловато.
— Так все-таки, — спросил Хан, поздоровавшись, — почему такая срочность с энергией?
— Ты разве не понял? — даже встал Мирзоев. — Я же все подробно объяснил. Сейчас ситуация такая, что ждать нельзя. Совсем нельзя.
Толя неопределенно покачал головой.
— Ну как сказать… — Мирзоев потер лоб и выпалил: — Пустыня эволюционирует!
— Ну и что? — Хан решил притвориться тугодумом, чтобы Мирзоев раскрылся и, сам того не замечая, очертил контуры ловушки. — Спешить-то зачем? У нее же какие темпы? Сам говорил: тысячелетие — секунда. Можно вполне подождать пяток лет. Никто ничего не заметит.
— Зачем так говоришь? — Мирзоев попытался заглянуть Суханову в глаза. — Это же не обычная эволюция. Направленная. Не эволюция даже, а… — он пощелкал пальцами, подбирая слова, — ускоренная автоморфологизация, понимаешь…
— Ой ли? — надо было бы Мирзоеву чуть получше разбираться в интонациях Толи, — что-то я не замечаю ничего нового… — и показал на окно.
— Пока не замечаешь. Нет у тебя таких органов чувств.
«А у тебя есть?» — хотел укусить Хан, но промолчал и даже согласно кивнул.
Мирзоев продолжал:
— Зато Она — почувствовала. Раньше не замечала людей, а сейчас почувствовала, что мы — реальное препятствие для ее развития, быть может, даже угроза. Смертельная угроза. И будет реакция, очень скоро будет. Не знаю, какая, но ничего хорошего не жду.
— Пустыня… Песок… Песочек, да и все.
— Те, кого она сожгла, тоже не думали. Пока не пришел их черед. Песочек… Ты не представляешь, какие силы скрыты в этом песочке.
— Ну хорошо, хорошо, силы, наверное, большие, — Хан невольно обернулся к окну, к недальним лобастым барханам. — Но ведь все это распределено во времени и пространстве…
— Ошибаешься. К счастью. В ней как раз есть центры типа Шаймергена, и пока они есть, дело не проиграно, еще можно попробовать бороться.
Мирзоев молчал, попеременно похрустывая суставами пальцев. Затем сказал глухо:
— Но если активным и разумным станет каждое песчаное скопление…
— А что случилось, что ее подстегнуло? — перебил Толя, невольно поддаваясь лихорадочной убежденности Мирзоева.
— Много факторов… Фон радиации повысился… Фреона мы очень много в атмосферу выпустили… Очень мощное радиоизлучение наших передатчиков и локаторов, а у Нее , похоже, электромагнитные информационные процессы… Да мало ли чего на Земле в последнее время случилось! Главное — у Нее сейчас назревал Эволюционный скачок.
— Ты-то откуда знаешь? — усмехнулся Хан, уже рассчитав свои последующие тактические ходы. — Мысли пустыни научился читать?
— Эх, если бы, — вздохнул Мирзоев и поднял руку в характерном жесте. Электрическая активность и мощность излучения песков в Шаймергене растет. Четвертый год растет и растет по экспоненте. Сейчас там выплескивается энергии больше, чем этот район получает от Солнца. Учти неизбежные потери — и ясно, что Шаймерген получил энергию извне, от других участков пустыни.
— Как же? — вырвалось у Толи.
— Пока точно не знаю. Ясно, что без проводов… Догадки… У тебя радиосвязь устойчивая?
— Не очень, — пробормотал Хан, вспоминая постоянный, нет, пожалуй, даже усиливающийся месяц от месяца треск и свист в приемнике. Недавно гонял связистов — и ничего не добился… Но тут же спохватился и добавил: Догадки, предчувствия — вещи ненаучные.
— А научные ты не поймешь, — сухо бросил Мирзоев.
«Ничего, это тебе зачтется», — подумал Хан и сказал, поднимаясь:
— Ладно, не пойму — не надо. А сейчас пойдем-ка в город. Пива выпьешь, с хорошими людьми познакомишься. Одичал ты совсем в своем Шаймергене.
— Подожди, — заторопился Мирзоев, — я объясню. Есть теория устойчивости систем. Мы рассчитывали модель… Получится, что где-то через две недели Шаймерген перейдет границу устойчивости…
— Ну и что?
— Как это — что? Скорее всего, образуются два независимых центра; но, может быть, развитие пойдет по разветвленной схеме, и тогда…
— Два, четыре, десять — разве это так важно? — Толя откровенно провоцировал профессора, подталкивая его к единственно необходимым для него словам.
— Этого ни в коем случае нельзя допустить. Речь идет именно о мозге, о качественном изменении…
— Пусть так. Пусть разделится еще на два Шаймергенчика, и лежат себе, как лежали, еще десять тысяч лет, А мы за это время — если живы будем — кого хочешь в бараний рог согнем. Особенно если ты действительно научился управлять энтропией…
Читать дальше