— Разве первое предположение неверно? — огорчился Люсин.
— Верно. Очень даже верно. Просто надо было не гадать, а внимательно прочесть стихотворение. Ведь в конце его говорится: «латинский аметист». Латинский! Католический, значит. Ведь именно так именовали в России католическую веру. Более того, определение «латинский» даже содержит намек на иезуитов! Православные священнослужители в своих проповедях против латинства в первую голову обрушивались на иезуитов. Они и добились-таки, что иезуитский орден был изгнан из пределов Российской империи.
— Только иезуитов нам еще не хватало! — вздохнул Люсин. — И без того полный букет.
— Не в этом же дело. Досадно просто, что я сразу не углядел этот «латинский аметист».
Зазвонил телефон. Юра взял трубку.
— О, Гена! Как? Ну и распрекрасненько! Ничего захватывать не надо — все есть, ну разве что… Ладно… Давай, старик!.. У нас еще много на сегодня дел? — спросил он, положив трубку.
— Да нет. Вроде все уже сделали. А что?
— Тут один приятель хочет завалиться с оч-чаровательнейшей блондинкой. Посидим, поболтаем… Люди они очень милые и интересные. Ты не против?
— Ну что ты, совсем наоборот!
— Вот и я так думаю. Поработали мы сегодня неплохо, не мешает и отдохнуть.
— Как зовут этого твоего знакомого?
— Гена Бурмин. Да ты его вряд ли знаешь. А блондиночку — Марусей. Она у нас очень серьезный хирург… Так ты говоришь, что кинжал в десятой главе? — Он раскрыл книгу. — Ага, вот она. Действительно сплошные точки.
Властитель слабый и лукавый
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.
Здорово! — Юра погрузился в чтение.
Люсин поднял с пола словарь Ларусса и лениво начал его перелистывать.
— Ого! — Юра вскочил с дивана. — Ты посмотри, что я нашел! — Он протянул Люсину пушкинский томик, ногтем отметив место.
Тряслися грозно Пиренеи,
Вулкан Неаполя пылал.
Безрукий князь друзьям Морей
Из Кишинева уж мигал.
Кинжал… тень Б…
— Ты думаешь? — недоверчиво улыбнулся Люсин.
— А то нет! И почему бы нет? Это ведь та же самая глава! Может, Пушкин и знал что-то об этом кинжале?
— Сначала нужно доказать, что кинжал был на самом деле.
— Вот этим-то мы и займемся!
— Только в свободное время, Юр. Умоляю! Иначе мы потонем без возврата. На дно пойдем.
— Но мы же обо всем договорились. Ты, ради Бога, не беспокойся. Все будет тип-топ.
— Только не очень увлекайся, Юр! То есть увлекайся, конечно, но не забывай про стержень. Я очень уважаю художественную литературу, но ты все же больше на историю нажми. Ладно? Александром Сергеевичем лучше потом займемся…
— Все будет в полном порядке! Ты только не волнуйся. В процессе работы многое прояснится. Художественная же литература тоже может дать важные исторические свидетельства.
Мелодичными колокольчиками заиграл дверной звонок.
— Гости идут! — обрадовался Юра и подбежал к двери.
В коридоре уже рокотал довольный бас Гены Бурмина:
— Здорово, старик! Здорово… Как дела?
Были страшные знамения. Хвостатая звезда пронеслась, и говорили, что подобна она срезанной голове. Отсюда, с гор, по ночам хорошо были видны зарева догорающих деревень. Воронье тянулось к старой Каркассоннской крепости, к Тулузе, Фуа.
Арденнский вепрь опустошал страну. Крестьяне кинулись в горы, да поздно. Повсюду на перевалах стояли уже Монфоровы стрелки.
Только о горной тропе на замок Юссон, у самой испанской границы, еще не дознались крестоносцы. Благодарение доброму Богу, ослики, груженные золотом, прошли благополучно. Вчера гонец воротился с письмом от юссонского барона, что груз получен в целости, и караван снаряжен для обратного пути. Значит, на другой день, если ничего не случится, следовало ждать подкреплений.
В круглой башенной келье делалось все сумрачней. Но за мавританской решеткой оконца горел, плавился такой невероятно золотой и зеленый предвечерний свет, что епископ медлил зажечь плавающий в масле фитиль.
— Сколько мы еще сможем продержаться, как вы думаете, Мирпуа? — спросил он коменданта, не отходя от окна.
— О, сколько угодно! — с излишней, может быть, беспечностью отозвался комендант. — Наши горы неприступны, вы же знаете это, Наставник Совершенных. — Он выступил из пыльного сумрака, как был, в одной только полотняной рубахе до пят, не остывший еще после вылазки. Расстегнутые доспехи его лунной синевой поблескивали возле холодного очага. — К сожалению, я не могу сказать того же о самом Монсепоре… Вы тогда не захотели прислушаться к моим советам…
Читать дальше