Еремей Парнов: Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Пылающие скалы. Проснись, Фамагуста

Еще вчера влачить жизнь далее казалось невмоготу, и банальная мысль о неизбежности смерти, обычно сжимавшая сердце, ласкала воображение. А утром все чудесным образом переменилось. Невзирая на недосып и тревожное обмирание в груди на последних секундах душного утреннего забытья. Вопреки образу, возникшему в ярко освещенной ванной, когда Светлана Андреевна, рассеянно наложив питательный крем, встретила взгляд гостьи из Зазеркалья. На фоне сверкающего в беспощадном люминесцентном озарении голубого кафеля она выглядела особенно жалко, бедная гостья, потерпевшая очередное кораблекрушение. Но ведь живая — свободная и живая. Выброшенная на дикий берег милосердной волной, она не потонула в пучине, чтобы очнуться в однокомнатной голой квартирке, затерявшейся среди однотипных кварталов Беляева, и попробовать — еще раз! — начать с нуля.

— А, провались оно все… — отчетливо и со вкусом процедила Светлана Андреевна, ощутив прилив веселой злости. Кощунственно смыв драгоценную мазь водой из-под крана, она сорвала бигуди, наскоро, едва не выдирая пряди, расчесала все еще золотые венецианские волосы и подчернила ресницы. Голубой тон помог несколько сгладить предательские морщинки, зеленый — выгодно подчеркнуть хризолитную чистоту вечно молодых — да будет так вовеки и присно! — завлекательных глаз. Да, вопреки всему настроение ползло вверх, как ртуть в термометре, выходящем из тени. Свой бесподобный, в мелкую клеточку костюмчик Светлана Андреевна надела, уже мурлыча какую-то песенку. Тронув хрустальной пробкой виски, она оглядела пустую комнату, где, кроме раскладушки, цветного телевизора и чемодана в углу, решительно ничего не было, и поставила изысканный флакон «Нины Риччи» на подоконник. Между кораллом с Мальдивского архипелага и горшком, в котором отчаянно боролось за жизнь подернутое голубоватой пыльцой колонхое, излечивающее несметное число болезней.

Вздрогнув от разбойничьего свиста закипевшего чайника, Светлана Андреевна бросилась в кухню, чтобы наскоро проглотить чашку кофе. Пока это было мало-мальски обжитое помещение. Здесь она изредка готовила, а чаще ела всухомятку. Здесь же читала, включив поворотный светильник, а иногда и работала по вечерам. Для этого стоял в готовности на разделочном столике футляр с бинокулярным микроскопом, приспособленным для микросъемки.

Старший научный сотрудник и кандидат наук, Светлана Андреевна Рунова была автором сорока печатных работ и двух (в соавторстве) монографий. Но не о статьях в толстых академических журналах, не о солидных с золотым тиснением книгах думала она, глотая горячий кофе и без особой охоты жуя бутерброд с пересохшим ломтиком сыра. С сегодняшнего утра ей стало всепоглощающе жаль себя. В первый раз с того дня, когда шесть месяцев назад разбился на острых житейских рифах ее второй брак. И в этом обжигающем, все затопившем чувстве, в солевом приливе его мнился призрак скорого освобождения. Как легко было расстаться с вещами, налаженным бытом. Каким трудным и долгим оказалось расставание с памятью, с пустотой и тупым оцепенением одноликих бессмысленных дней. Только бы не разреветься, подумала Светлана Андреевна, неосознанно оберегая свой виртуозный макияж. Скорее на улицу, на люди, на свежий воздух!

Презрев вечно занятый лифт, она сбежала с четырнадцатого этажа и полетела, едва касаясь земли, к автобусной остановке. Стройная, длинноногая, в отличных туфельках из невесомой испанской кожи, она ощущала себя каравеллой, готовой вырваться на простор из темного, до смерти надоевшего дока. Да, именно так, разумеется, не отдавая себе в том отчета, чувствовала себя эта привлекательная женщина, искусно лавируя без потери темпа среди вечно спешащей толпы. Помимо стереотипов романтики и прочно застрявших в сердце осколочков детства у Светланы Андреевны было неоспоримое право мерить себя морскими категориями. Что там ни говори, но она четыре раза пересекла экватор на исследовательских судах и в глубине души считала себя настоящим морским волком. По крайней мере об этом свидетельствовал диплом, подписанный богом морей Нептуном, висевший в кухне над холодильником «Розенлев».