Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 7. Бог паутины - Роман в Интернете

— Почему? Вместо материнских сосков мы получаем множество иных. Приятный поиск.

— Да потому, Джерри, что это зов смерти. Материнские символы крайне противоречивы. Мать не только родительница, но и устрашительница. Возврат в лоно равнозначен нисхождению в могилу. Еще неандертальцы хоронили покойников в позе зародыша. Юнг упоминает «Трактат каббалы», в котором мать представлена богиней судьбы, олицетворяющей жестокую, безжалостную сторону природы.

— Мне довелось воочию убедиться в этом на Камчатке, — решился поделиться мыслями Климовицкий. Разнеживающее тепло утонченного алкоголя (двенадцатилетний «Чивайс Ригал») развязало язык. — В озеро запустили мальков нерки — дальневосточного лосося. В положенный срок рыба ушла в море, а через четыре года возвратилась обратно. Такова природа любого лосося. Преодолевая немыслимые препятствия, он обязательно возвращается туда, где родился и вырос. Тоже в каком-то смысле тяга к материнской груди. Говорят, что поведением рыбы управляет инстинкт. Не знаю… Я бы назвал это генетическим программированием. Непонятно, как нерка находит дорогу, но не в том суть. Главное в абсолютной безжалостности природы. Наверное, одной рыбине из ста удается, миновав тралы сейнеров и браконьерские ловушки, достичь родных берегов. Затем начинается мучительный подъем по ручьям и рекам, отчаянное стремление хоть на брюхе, но добраться до места. Надо видеть эти прыжки на каменных перекатах! Несчастная нерка бьется в конвульсиях, стремясь одолеть водопады, обдирает бока, прорываясь навстречу течению сквозь теснины между валунами. По берегам ее подстерегают медведи, лисы, хищные птицы и все те же двуногие хищники, но она идет и идет, невзирая на жертвы. Чем ближе желанная цель, тем явственнее метаморфозы. Бока самок раздуваются от икры, а самцы обретают все приметы кинематографических вампиров. Удлиняется, загибаясь книзу, верхняя челюсть, вырастают огромные зубы, голова покрывается мертвенной зеленью, а тело окрашивается в кровавые тона. Предстоит битва за самку, пусть ритуальная, без смертельного исхода, но отнимающая последние силы у выложившихся до последнего предела чемпионов, чудом сумевших добраться до финиша. Наградой будет смерть. Не пройдет и недели после нереста, как все, без исключения, рыбы усеют дно родного озера разлагающимися телами. В чем смысл этой жуткой мистерии? Он очевиден. Потомство смогут дать только самые сильные и здоровые особи. Как только икра выметана и оплодотворена, жестокая мать сбрасывает их с ковра бытия. Все мы — люди и звери — только затем и существуем, чтобы передать в будущее двойную спираль своих ДНК. Зачем? Не знаю…

— Недурно сказано, — оценил Бургильон, — передать в будущее… Все так. ДНК практически бессмертна. Ее можно извлечь даже из мертвых костей и пустить в работу. Восстановить, скажем, мамонта, саблезубого тигра или какого-нибудь фараона. Только какой смысл? У природы иные цели. Она смотрит далеко-далеко, поверх наших голов. В ней все учтено, как в лагере смерти. Ваши нерки, Пол, что гниют на дне, дадут пищу планктону, который, в свою очередь, вскормит проклюнувшихся мальков. Замкнутый цикл.

— Не обращайте внимания, Пол. Ваш рассказ тронул меня до слез, — благодарно вздохнула Ампаро. — Никакого мужского шовинизма. Не то что вы, — пренебрежительно кивнула она в сторону Блекмена. — У природы нет пола, как нет его и у смерти, а то, что мать всегда готова пожертвовать жизнью ради своего ребенка, ничего не значит?.. Жестокая мать? Природа безжалостна, я согласна, но не жестока. Ни морю, ни земле, ни камням не присуща жалость. Грустно, но это так. Piedad, lastima, compasion, — она перебрала все испанские синонимы, — жалость — всегда женщина. На любом языке.

— Блестяще! — Климовицкий поднял бокал. — Ваше здоровье, сеньора.

— Ну вот! — запротестовал Бургильон. — Стоит завести разговор на отвлеченную тему, как женщины тут же переходят на личности. Недаром у Юнга мать олицетворяет коллективное бессознательное, ночную, левую сторону бытия. Я не вижу здесь ничего обидного. Напротив! Мать питает тот образ души, который мужчина неосознанно переносит на женщину вообще, переходя от матери к сестре, а затем и к возлюбленной.

— Не надо оправдываться, Рене, — Блекмен с вызовом наклонился к Ампаро. — Темное ничем не хуже светлого, а сухость не лучше влажности, разве не так? Одно не может существовать без другого. Хотите, докажу на конкретном примере?

— Банальность не нуждается в аргументах, — насторожилась она, заподозрив подвох.