Джеймс Кори - Война Калибана

Вскоре список превратился в расписание. Служба безопасности — каждый второй день, а в промежутках — военные представители Марса или ООН, если кто-то из них соглашался с ним поговорить. По утрам, после осмотра тел, — парки. Семья лучшей подружки Мэй выбралась со станции, так что их проверять не приходилось. Лавку сластей сожгли мятежники. Труднее всего оказалось отыскать ее врачей. Педиатр, доктор Агастин, проявила должную озабоченность и обещала позвонить, если что-то узнает, но, когда он перезвонил три дня спустя, не вспомнила, о чем речь. Хирург, помогавший чистить абсцессы вдоль позвоночника и первым поставивший диагноз, ее не видел. Доктор Стрикланд, ведущий врач группы поддержки, пропал. Сиделка Абуакар погибла.

Другим семьям из терапевтической группы хватало своих трагедий. Пропала не одна Мэй. Като Мертон, Габби Солюз, Сандро Вентисиет. Он видел на лицах их родителей отражение собственного страха и отчаяния, и встречаться с ними казалось тяжелее, чем осматривать трупы. Тяжелее было забыть страх.

И все же он с ними встречался.

Басиа Мертон — Катопапа, как звала его Мэй, был мускулистым мужчиной. От него всегда пахло перечной мятой. Лицо его тощей как карандаш жены кривилось и нервной улыбке. У них был шестиотсечный, отделанный шелком и бамбуком дом возле водораздаточного комплекса на пятом от поверхности уровне. Открыв дверь, Басиа не улыбнулся и не поздоровался: просто повернулся и шагнул в сторону, впуская посетителя. Пракс прошел за ним.

Усадив гостя за стол, Басиа налил ему стакан чудом не прокисшего молока. Со дня исчезновения Мэй Пракс приходил к нему в пятый раз.

— Что, ни следа? — В словах Басиа, в сущности, не было вопроса.

— Ничего нового, — ответил Пракс. — Тоже новость.

Из задней комнаты послышался рассерженный девичий голос. Ему вторил мальчишеский. Басиа не обернулся.

— У меня тоже ничего, извини.

Вкус у молока был чудесный: нежный, богатый, мягкий. Пракс будто чувствовал, как калории и питательные вещества просачиваются в клетки. Ему пришло в голову, что физически он, вероятно, истощен.

— Надежда еще есть, — сказал он.

Басиа выдохнул, словно сказанное Праксом ударило его под дых. Поджав губы, он уставился в стол. Ссора в дальней комнате перешла в тихий мальчишеский плач.

— Мы уезжаем, — сказал Басиа. — У меня кузен на Луне работает, в «Магеллан-биотехе». Они посылают корабли с гуманитарной помощью. Когда разгрузят медикаменты, там освободится место для нас. Все устроено.

Пракс отставил стакан с молоком. В комнате было спокойно и тихо, но он знал — это иллюзия. Что-то сдавило ему горло и грудь. Лицо побелело — он как наяву вспомнил жену, объявляющую о разводе. Предательство. Опять его предали.

— …и потом еще несколько дней, — говорил Басиа. Пракс его не слушал.

— А как же Като? — выдавил он сквозь ком в горле. — Он ведь где-то здесь.

Взгляд Басиа испуганной птицей метнулся в сторону.

— Нет. Нет его, брат. У мальчика не иммунная система, а болото. Ты же знаешь, без лекарств он оказывается серьезно болен на третий, самое позднее на четвертый день. А мне надо подумать о двух оставшихся детях.

Пракс кивнул: тело отреагировало помимо сознания. Казалось, где-то у него в голове раскручивался маховик. Бамбуковый стол показался неестественно шершавым. Запахло тающим льдом. От молока на языке остался кислый вкус.

— Откуда тебе знать? — спросил он, стараясь говорить мягко. Вышло не очень.

— Да уж знаю.

— Им… тем, кто забрал Мэй и Като, они мертвыми не нужны. Они знали, должны были знать, что детям необходимы лекарства. А значит, вполне могли доставить их туда, где лечение есть.

— Никто их не забирал, брат. Они пропали. Что-то с ними случилось.

— Учительница Мэй сказала…

— Учительница обезумела от страха. Для нее вся жизнь сводилась к тому, чтобы карапузы не наплевали друг другу в рот, а тут внезапно рядом — стрельба. Какой черт знает, что она видела?

— Она сказала: «Мать Мэй и врач». Врач…

— А, брось ты. Мертвыми не нужны? Мы здесь по горло завалены мертвецами, не знаю уж, кому они понадобились. Идет война. Эти гады начали войну. — В его широких темных глазах стояли слезы, в голосе звучало горе, но сил не осталось. — На войне люди гибнут. И дети гибнут. Тебе бы… а, черт! Тебе бы подумать, как жить дальше.

— Ты не знаешь наверняка, — сказал Пракс. — Ты не знаешь, что они умерли, а раз так — ты их бросаешь.

Басиа смотрел в пол. К лицу его медленно приливала краска, губы подергивались, загибаясь уголками вниз.