– В завтрашний день можно. Во вчерашний нельзя, – произнес Федор.
– Дверь в прошлое закрыта?
– Побывав у предков, ты бы спутала карты историкам, – сказал Федор.
– Разве все дело в историках?
– Причина и следствие не могут поменяться местами, – произнес Федор. – А именно так может случиться, если бы мы путешествовали в прошлое… Помнишь, мы читали в одной смешной книжке про человека, который отдавал долги раньше, чем делал их? Такая же бессмыслица может получиться, если человек отправится в прошлое.
– Да, я понимаю… Время течет только в одну сторону, как Обь, – сказала Лин.
…Обь! Мгновенно Икаров вспомнил все. Этот разговор происходил на Оби. Они шли по высокому берегу, время от времени Федор швырял в воду камешки. Они совсем недавно познакомились на озере Отдыха, и Федор робел немного, но виду не показывал. Значит, Лин тогда записала на патрон весь их разговор.
Стоило только закрыть глаза – и вот они снова идут по берегу, юные и счастливые.
– Бег времени непостижим, – сказала Лин.
– Время… – задумчиво произнес Федор. – Знаешь, нам сегодня на лекции рассказывали об одной смелой гипотезе. По этой гипотезе, время может сгорать, подобно углю, и вот такое пылающее время и дает звездам энергию.
– Какая красивая теория, – сказала Лин. – А кто ее автор?
– Козырев.
– Давно он жил?
– В XX веке.
– Смелая теория. Она не подтверждена? – спросила Лин.
– Но и не опровергнута до сих пор, – ответил Федор.
– Может быть, она подтвердится на Тритоне, – негромко сказала Лин.
– Мы о звездах знаем еще очень мало, – заметил Федор. Капитан готов поклясться, что именно в этом месте он взял Лин за руку.
– Я часто представляю, – сказала Лин после паузы, – что где-то в далеких мирах время течет иначе, чем на Земле. Как? Не знаю, но иначе. Время каждому живому существу, каждому предмету отмеряет срок. Раньше это тоже хорошо понимали. Вот послушай старинную балладу о вине.
…Капитан Икаров помнил балладу о вине. Лин читала ее Федору множество раз там, на Земле. Но сейчас, слушая чеканные слова здесь, в отсеке на три четверти сожженного корабля, тревожно несущегося в черной ночи, сдавленный неимоверными перегрузками, которые не дают даже пальцем пошевельнуть, капитан в старых строчках открывал неожиданно для себя нечто новое, неведомое, скрывающее тайный смысл, гнездящийся то ли в неторопливом повествовании, то ли в самих интонациях родного голоса:
Вино, как человек, имеет сроки
Играть, бродить, янтарно созревать.
Год выдержки – и золотые токи
Веселый нрав начнут приобретать.
Пять лет… Они густеют и мужают,
Благоуханней солнечный букет.
А если век над ними пролетает?
А если два? А если тыща лет?
Каков, должно быть, аромат столетий,
Какая крепость и какая страсть!
Чего, наверно, не отдашь на свете,
Лишь только бы таким упиться всласть!
Однако, друг, что можно знать заране?
Проникнись этой истиной простой.
…Центурион провинции Кампанья
Водился с франком – Рыжей бородой.
И в память о походе самом ярком
Разбогатевший римлянин Турам
Трирему с запечатанным подарком
Послал к скалистым галльским берегам.
Мистраль на юте подвывал угрюмо,
Гребцы качались в ритме заводном.
Покойно капитану было в трюме,
Где амфоры покоились с вином. —
Тайком спустился он, чтобы немного
Отведать знаменитого вина.
За дерзость эту здесь же, у порога,
Богам бедняга заплатил сполна.
Подводный риф… И хохот пены дружен, —
Стихии все, как видно, заодно.
У рыб на этот раз был славный ужин.
А груз хмельной отправился на дно.
И шли века, и горбились устало,
Соль разъедала хитрый такелаж.
На глину амфор глина оседала,
И грезилось вину сквозь сон: когда ж?..
Недавно это было: водолазы
Нашли корабль у рифа на мели.
Никто такого не видал ни разу.
Ил на борту, как плавники, рули.
Стремительные линии, чернея,
Охватывали контур корабля.
До палубы гнилой провисли реи,
И в трюм набилась плотная земля.
В диковину здесь каждая вещица,
Все древнего значения полно.
Волна морская весело искрится…
– Гляди, сосуды!
– Может быть, вино?
И круг замкнулся. Старое вернулось.
Не утаило море ничего:
Посылка с адресатом разминулась
На два тысячелетия всего!
Сардины и резина пахнут остро.
Скафандры – прочь, и шланги – на места!
На палубе, вблизи резного ростра,
Три амфоры – ровесницы Христа.
Сосуды целы, и печати целы,
Придется только слой веков отмыть.
Изделье древних, видно, не сумели
Косматые стихии повредить.
Но каково ж оно, вино столетий?
Нет, видно, в мире краше ничего.
Наверное, забудешь все на свете,
Коль в добрый час отведаешь его!
Но что это? Скривившиеся лица.
Прокисло? Не годится никуда?
Нет, хуже! В темных амфорах дымится
Не уксус и не брага, а вода!..
Над сизой зыбью день стоял высокий,
Под волнами просвечивало дно.
…Вино, как человек, имеет сроки:
Иссякла жизнь – и умерло вино.
Читать дальше