Владимир Щербаков - Восточный конвой

Информации же вокруг имелось в избытке. Можно было просто-таки купаться в ней, есть ее, пить, поглощать гектолитрами.

Судя по множеству изречений и транспарантов, в изобилии украшавших улицы, все технеты были равны, поскольку были произведены на свет одним и тем же образом, не имели ни родителей, ни детей, и общим родителем, от которого все они наследовали одно и то же, считалось государство, не знавшее любимых или нелюбимых сыновей и дочерей, - все были одинаковы. И им самим, каждому технету, наследовало тоже государство, они ничего не копили, потому что в конечном итоге все возвращалось к истоку, причине и обладателю всего - к Технеции. Это была, безусловно, очень ценная информация, потому что психология жителей любой страны основывается прежде всего на их отношении к собственности; у технетов же должно было иметься что-то вроде психологии; пусть они были всего лишь подобием людей - значит, хотя бы подобие психологии тоже существовало. И проявлялось наверняка и в этих самых лозунгах, хотя, как прекрасно знал Милов, содержание официальных формулировок нередко не только не соответствует истинным мыслям населения, но и прямо противоречит им. И все-таки в любом случае начинать следовало с официального, чтобы потом либо принимать его как истину, либо же использовать от противного. То, что он видел на улицах, не очень вязалось с идеей равенства и ненакопительства. Конечно, не для такого анализа был он сюда заслан, но и эту информацию никак нельзя было назвать излишней.

Черным по белому лозунги все тянулись по сторонам, однообразные, располагавшиеся сериями; прочитав одну такую серию, можно было не тратить времени на остальные. Были они просты и рассчитаны на легкое запоминание, не заставляли думать, но утверждали непреложные истины. "Мы пришли на смену людям. Люди владели Землей сто тысяч лет, у нас впереди - миллион". "Людское - устарело. Несите в мир новое. Все новое - технетское. Все технетское - новое". "Люди уходят. Долг технетов - помочь им уйти". "Гуманизм - недостаток рационального мышления. Технецизм есть рациональное мышление, реализованное на практике". "Технетов мало. Но Земля содрогается от их поступи". "Технет - высшее существо во Вселенной". В содержание надписей можно было не вдумываться, но звучали они приятно. "Счастье - это спокойствие и единообразие. Технеция - мир счастья". И так далее. Это было уж и совсем оптимистично.

Были, правда, и другие надписи - вернее, следы их: написанные черным или синим на стенах домов, надписи эти были тщательно замазаны, но местами проступали отдельные слова, а то и целые фразы. "Ассимилируемся среди..." "Мы подобны людям. Почему же нам не быть людьми?" "Вернем..." - дальше было неразличимо, может быть, слово было "Вернемся", теперь уже нельзя было угадать. Но, во всяком случае, существовало здесь, выходит, и другое направление мыслей, и не казалось невероятным, что именно с проявлением иных мнений были связаны следы беспорядков. Правда, пока нельзя было сказать, принадлежали оппозиционные идеи технетам или, может быть, то были попытки уцелевших тут людей вернуть прошлое? "Ну, поживем - увидим... думал Милов как-то отстранение, словно все это его не касалось. - Не могу сказать, что мне здесь очень уж нравится, скорее наоборот; может быть, память мешает увидеть все это непредвзятым зрением - память о том, как здесь было когда-то, при людском правлении (хотя теперь, задним числом, понимаешь, что начала технецизма существовали уже и тогда, только носителями их в ту пору были люди, технетов просто еще не успели изобрести. Не нравится мне. Но ведь я - человек, таким родился и таким умру". Такие мысли приходили в голову Милову, пока он в общепринятом ритме продвигался по центру Текниса, бывшего Омниса.

Он дошел до ближайшего перекрестка. Дождавшись разрешающего сигнала, перешел на другую сторону улицы и двинулся в обратном направлении. В его распоряжении оставалось еще несколько минут, и это время он должен был провести так, чтобы не обратить на себя ничьего внимания. Технет среди технетов; таким он должен был представляться любому.

"И, быть может, раньше умру, чем мне хотелось бы, - подумал он. Конечно, если бы я располагал временем все обдумать как следует, я даже и за такие деньги не пошел бы на авантюру, какой эта операция на поверку оказывается. Да и так не пошел бы за деньги; но если есть хоть какая-то надежда разобраться - не с людьми, это проблема не такая уж срочная, и не с технологией изготовления андроидов: тут тоже несколько недель туда или сюда ничего не решают; но если то, о чем мне говорили, действительно должно произойти - теперь уже через... через сто шестьдесят часов примерно, - то вот это такая вещь, ради которой можно и рискнуть собственным долголетием. Несмотря на то, что шансов выпутаться из этой истории у меня, откровенно говоря, до прискорбия мало. Уже почти сутки, как я в стране, а еще совершенно не представляю, с чего начать. Тупик. Окажись я таким образом в любом нормальном государстве со столь же затрудненным выездом - нашел бы какую-то, пусть неофициальную, поддержку в посольстве или хотя бы консульстве; или отыскал бы наверняка бывших соотечественников - их сейчас по всему миру пораскидано, и они если даже не помогли бы практически, то по крайней мере снабдили нужной информацией, чтобы представить, что здесь возможно, а что совершенно исключается. И они наверняка есть, только - где? Они ведь - люди... Впору мне уподобиться Диогену - включить фонарик и отправиться на поиски человека.