Дмитрий Щербинин - Пробуждение

Тогда Алексею подумалось, что ЕЕ квартира, должно быть, на верхних этажах; там, где и должна ОНА была быть - среди звезд. И так сильно было его чувство - чувство и печали, и радости, что все-таки увидел ЕЕ, что закружилась вихрем голова, и полетел-полетел он куда-то - подобно вихрю полетел. В одно мгновенье почувствовал, как в груди его зарождается бессчетное множество стихов, и они разорвали его, и вокруг все засияло. Наступила Весна. Алексей почувствовал, что - это последняя весна и что именно теперь все решится.

* * *

Он чувствовал, что весна где-то высоко-высоко над ним, он же ехал в метро. Стремительно, с грохотом мчалась электричка, выплывали из небытия, и тут же исчезали станции, кто-то объявлял их названия, но они ничего не значили, и тут же забывались. Долго-долго ехала электричка, сменялись пассажиры, но их сосредоточенные лица ничего не значили - если в них и был ЕЕ отблеск, то уж очень глубоко он был упрятан. Позади остались тысячи километров, бессчетные станции. Уж не кольцевая ли?.. Нет-нет - Алеша знал, что это не кольцевая так же точно, как и то, что там над ним весна. Он чувствовал, что электричка везет его к НЕЙ, но вот сколько это может продолжаться?.. Вспомнилась лестница в его доме, и он понял - целую вечность; надо было что-то предпринять, но вот что?.. И на одной станции он понял, надо выйти, надо подняться в город, хоть это была и совсем не та станция.

И вот он выбежал на платформу, и тут услышал злобные крики. Две толпы неслись по этой залитой мертвенным электрическим светом платформе навстречу друг другу, яростно хрипели, размахивали орудиями убийствами, и еще плакатами - у одной толпы были плакаты с изображением "самоварного генерала", у другой - такого же генерала, но только с более длинным носом. Они отчаянно выкрикивали имена своих предводителей, брызгали слюной, и вот уж вцепились друг в друга. Тут раздалось несколько взрывов и этот и без того душный воздух наполнился еще и едкой гарью, и кровь хлынула, и ошметки тел пролетели. Ярость враждующих еще возросла - они в остервененье, уже потеряв способность выговаривать какие-либо слова, вцеплялись друг в друга, рвали друг другу глотки, разрывали и противников и сами разрывались от беспредельной, исступленной ярости. Многие падали прямо на рельсы, и там подъезжающие вновь и вновь поезда разминали их в кровавую кашу. Одна из толп подхватила Алексей, он врезался в самое месиво, получил несколько сильных ударов, и тут же был перенесен на другую сторону, которая ничем не отличалась от своих противников. И тогда Алексей узнал в них тех несчастных, которые воевали с красноглазыми, потом со враги в колючем лесу, потом среди развалин заменивших зеленый холм. Да, да - хоть он никогда не различал их лиц, потому что все они были слиты в единую темную массу, все-таки теперь он явственно чувствовал, что - это все одни и те же, все мечутся и мечутся среди своей злобой созданных, нереальных образов, все-то желчью исходят, все-то в аду пребывают...

И он стал говорить им о любви, о свете, о гармонии - он и позабыл что за вечность до этого был увлечен такими же порывами, и к чему это привело. Да так и не вспомнил - потому что теперь, хоть чувства и были теми же, он смог выразить их так, что подействовал на этих людей. Он говорил прекраснейшими стихами, которые века и тысячелетья поглощал в библиотеке; он говорил, а из него, словно живые вылетали прекраснейшие образы созданные человечеством и озаренные ЕЮ. Долго пылал он среди них, а их глаза наполнялись чистым сиянием, лица же бледнели. Наконец, не в силах больше устоять на месте в этом удушливом, уродливом помещенье, они устремились к эскалаторам, на которые сверху лились бесценные лучи живого света. Никто не толкался, двигались очень спокойно, с просветленными лицами, и также спокойно благодарили Алешу...

Прошло, казалось мгновенье, а на станции уже никого не осталось - лишь только окровавленные орудия убийств, да скомканные, истоптанные плакаты валялись тут и там. Алексей вздохнул счастливо и поднялся в город. Действительно была весна, было очень просторно, вольно - дома раскрывались к дальним полям и рекам, словно и не ехал он никуда, словно окраины это было. Он чувствовал, что теперь окончательно победил ненависть, ад. и что теперь ему просто надо идти по улице - неважно сколь долго, но еще до окончания весны он непременно должен встретить ЕЕ.

* * *

Это была улица, по которой он когда-то безмерно давно ходил. Странно, но кажется тогда его угнетало, что по этой улице, да и по всем прилегающим движется много и всякого народа, да и просто средств передвижения. Как же это могло угнетать? Теперь он восторг испытывал! Каждый человек, и все то неясное, что двигалось, что служило для блага каждого человека, сияло подобно ручейкам, лужицам солнечным. Голоса были подобны птичьим трелям все-все было в счастье и любви.