Дмитрий Щербинин: Пробуждение

И вот тогда почувствовал он трупную вонь. Вонь нахлынула сильной волной, заставила его закашляться, с тяжелым, мучительным стоном повалится среди трав. С чего все это началось?.. Возможно - зашевелилось некое давнее-давнее, из пережитых кошмаров пришедшее воспоминание, возможно - еще что-то. Так или иначе, но гармония была нарушена, и он лежал на этой ставшей разом мерзкой земле и чувствовал, как лезут из нее гниющие слизни. Когда он смог поднять голову, то обнаружил, что на холме уже нет никакого храма, да и холм превратился в сборище уродливых развалин. Среди этих развалин пробирались какие-то бесцветные, отчаянно вопящие тени, повсюду была кровь, размолотые тела, кто-то с яростью вопил, кто-то стрелял. Тогда Алеша понял, что вновь попал на войну, что это безумие не хочет его выпускать. В следующее мгновенье на него набросились те, в кого он сразу же признал врагов - у них были мерзостные, перекошенные лица, они плевались и ругались, отбросили его в сторону, вновь отбросили - и вновь, и вновь... По сторонам беспрерывно что-то разрывалось, беспрерывно вопили, стреляли, умирали. Одна за другой поднимались жуткие картины зверств - изуродованные и еще терзаемые тела, просто злоба, ярость исступленная. И тогда Алеша почувствовал, что и в нем закипает ненависть - как, эти ничтожества, эти жалкие безумцы посмели помешать его счастью?! В то мгновенье помешать, когда до этого счастья всего лишь несколько шагов оставалось?!... И он, завывая от душевного страдания, от мрака который заполнял его глаза, бросился на этих ненавистных. Он словно волк голодный уже почти вцепился в глотку одного из них, но замер-таки в последнее мгновенье - потому замер, что вспомнились прекрасные, несовместимые с этим образы. Да - сначала только один из образов из книжки вспомнился, и тут же - стоило ему только остановится, образы полились уже беспрерывным, все возрастающим потоком. То, что вычитывал, поглощал он в течении эпох накатывалось теперь светлыми океанами, мириадами миров, и эта ничтожная, злобная шипящая грязь в которой он ползал, в которой он едва не вцепился в глотку кому-то, оказалась настолько жалкой против всем этих просторов озаренных ЕЕ светом, что в одно мгновенье была сметена...

* * *

Алексей не ведал сколько времени он простоял без движенья, погруженный в себя, вспоминая и вспоминая встречи с НЕЮ, вспоминая и еще что-то совсем уж далекое, неясное, но тоже с НЕЮ связанное. Он только знал, что стоит в Большом городе, а вокруг него несутся эпохи. Потом Алексей почувствовал, что ОНА приближается. Он огляделся. Открывался печальный, наполненный темными тонами зимний пейзаж. С одной стороны темнели склоны холмов - все дальше и дальше в таинственное марево уходили они, и на этих просторах вблизи и вдали двигались фигурки людей, дальние представлялись лишь крапинками. Там, в отдалении стоял некий великан, и смотрел на эту многоверстную картину великан созерцал ее в романтической печали, а только так и можно было ее созерцать. Алеша знал, что картина эта находится в некой галерее, и что он маленькая-маленькая точечка в ее глубине, может и совсем не виден. Ему стало жаль того великана - что вот он стоит и совсем-то даже и не знает Алешиных чувств. Захотелось донести до него стихотворение, и он вымолвил в душе, зная, что великан почувствует эти строки, и станет поэтом:

- В карнавале веков и видений,

Ты ли в жизни, и что твоя жизнь?

Я средь мглы и среди вдохновений,

Я шепчу - ты душа не остынь...

Я ли в смерти, и что смерть - не знаю;

Что есть жизнь не ответишь ты мне,

Здесь стою, может здесь замерзаю,

Может плачу я в вечном огне...

Но тут он увидел ЕЕ и тут же великан стал незначимым. Наверное, Алексей предчувствовал, что именно такой и будет это встреча (да что там - ведь он все-все знал уже с самого начала!) - и все-таки он был и удивлен, и встревожен. ОНА шла чуть расплывчатым облаком (по крайней мере, он не мог различить черт ЕЕ лица), она шла в одеяниях таких же темных тонов, как и эта зима. Тогда он заметил, что идет снег - медленно-медленно падают частые, крупных хлопья, кажется, шепчут что-то. Он осознавал, что именно этот снег размывал ЕЕ черты; и он не смел к НЕЙ подойти - он шел на некотором отдалении, и шептал в душе беззвучную и прекрасную молитву своему божеству. Иногда, казалось, что ОНА отвечает ему что-то, однако - эти ответы совсем ничего не значили, так как это были всего лишь слова, пусть и прекрасные, пусть и светоносные, но всего лишь слова. Иногда он хотел взмолится: "Что же ТЫ - неужели ТЫ совсем не чувствуешь, как я люблю тебя. Неужели не знаешь, как долго искал ТЕБЯ, ведь целая вечность прошла... Нет - больше чем вечность... Любимая, Любимая, неужели ТЫ не чувствуешь, что ТЫ одна для меня значишь все?!.. Что весь этот мир, образы, дела - что через все это, тленное, я продирался за тем только, чтобы оказаться с тобою рядом?!.." Но Алексей не решался вымолвить ни слова, и в одно мгновенье это прекрасное видение растаяло - ОНА ушла в свой дом. Это было огромное строение, состоящее из многих тысяч, а может миллионов или миллиардов квартир расцвеченные уютным домашним светом окна уходили ввысь, терялись в сумерках из которых все падал и падал снег...