Король-колли поднялся, тут же поднялись и все те многочисленные создания, которые сидели за столом - Михаил тоже хотел подняться, но ему сделали знак оставаться на месте, и он, конечно, послушался. Наступила тишина - никто не шевелился; никто, казалось даже и не дышал - и в этой тишине особенно отчетливо проступил леденящий вой ветра, и грохот буранов, которые темнели над полем - и теперь те стены, которые казались такими надежными, виделись уже совсем ничтожной преградой против той темной мощи, которая искорежила весь их мир - казалось только по невнимательности, или посчитав просто совершенно никчемным их собрание, ветрило чуть не усилил свою мощь, да и не смел, не унес их в пустоту. И в этой страшной, воющей тишине, Михаил увидел торжественную процессию старичков-лесовиков, впереди которых выступал массивный, весь заросший темным мхом леший. Этот леший торжественно, на вытянутых руках нес красочный поднос, а на подносе этом стояла неприметная, грязная даже коробка. Король-колли тем временем говорил:
- Эта коробка была закопана в земле, и ее нашли кроты. Как только мы увидели ее, так почувствовали, что не имеем права ее открывать, так как она связана с высшими, непостижимыми для нас силами. Мы так и не знаем, что в ней, но ты, пришедший из неведомого нам, должен ее открыть...
И тогда Михаил почувствовал, как часто-часто, словно бы отбивая барабанную дробь, заколотилось его сердце. Кровь ему в голову ударила, и он все-таки не сдержался, соскочил с трона, бросилась к этому лешему, который оказался в два раза его выше, выхватил коробку, отбежал в дальний угол, положил на стоящий там столик, и встал, заслоняя его от молчаливого зала. Что-то очень сокровенное было в этой коробке - он помнил, что уже прикасался к ней когда-то, и тогда, этот мир был еще светел. Он стоял, испытывая трепет, и в тоже время, боясь к ней прикоснуться. Зал по прежнему безмолвствовал, и вскоре он позабыл про существование всех этих зверей, и даже про существование Эльги. Был только он, ледяной, неумолимо подступающий ветер, и эта шкатулка...
Вот собрался - приподнял ветхую крышку, которая, с треском переломилась, выпустила облачко темной пыли. В шкатулке толстой кипой лежали пожелтевшие листки, он склонился еще и ниже, и прочитал то, что было написано на верхнем из них:
"Ученик 6 "Б" класса. Михаил N. Стихи. Все посвящаются девушке, которой я видел сегодня в своем сне. Подробнее см. в личном дневнике.
- Вы лучше всех глупых девчонок на свете
И чувствую - глупые эти стихи,
Но вы уж поверьте, поверьте, поверьте
Все лучше...
Извините, но не могу придумать рифму, к слову "стихи", начну другое. Надеюсь, что получится:
- Средь взрослых чувств моим стихам нет места,
Мне трудно рифмы эти подбирать;
И чувства и слова - как пироги, что в первый раз спекли из теста,
Но все же не могу я в тишине молчать..."
И дальше, до конца этой странице тянулись длинное, мелким почерком написанное стихотворение, юношеское, и даже ребяческое, но все же с искренним, сильным чувством. Быть может, и Пушкин, и Лермонтов начинали с таких вот строчек. Михаил прочитал эту страничку, поднял - под ней была уже следующая, пронумерованная за следующий день; и вновь там были стихи некоторые неоконченные, потому что не мог подобрать рифмы, некоторые и вовсе без рифмы, но все искренние, по ребячески наивные. Во всех стихах прославлялась некая прекрасная дева, или принцесса, или звезда (но все подразумевалось одно и тоже лицо). Все дальше и дальше переворачивал он стихи - на заголовках мелькали дни, а чувствие его оставалось прежним. Он все читал, читал, и совсем позабыл, о том, что за его спиной безмолвствует, в напряжении ожидает его слов зал.
И вот последняя страница, запись она ней отделялась от первой на три месяца, там значилось следующее:
"Ну, вот и все!.. Уже неделю здесь ничего не писал, а все потому, что понял, что все это ерунда, и никому, в том числе и мне, совсем не нужно. Почитал эти стишки в классе - кто смеялся, кто сказал, что не плохо, но это было так грязно! Они же ничего не поняли... Да и нечего в этих стихах понимать - все пустое, все бредятина! Даже и хорошо, что прочитал - у самого на все это глаза открылось. Все не буду больше стихи писать! Теперь понял, кому их посвящал - одной дуре, которая в старшем классе учится. Гешка объяснил, что это у меня рост гормонов, и... в общем, это она мне все это время снилась! Да, да - именно так - и я, вместо того, чтобы поговорить с ней, начал всю эту ерунду писать! Все, кончено! Не одного стишка больше! И еще так опозорился!.. Хотя - ведь никто, кроме Гешки не понял, что это я ее на самом деле писал. Только бы он не проболтался!.. Сожгу все это... Нет закопаю в лесу!.."
Читать дальше