Фредерик Браун - Призрак шимпанзе

Кейт лишний раз убедился, что ляпнул что-то из ряда вон выходящее, но что именно, не догадывался. Впрочем, он не мог взять в толк и другое: почему зал полон раскладушек и с какой стати придается такое значение вопросу, останется он здесь или нет. Но одно было неоспоримо: следовало немедленно избавиться от этого невзрачного человечка, пока у того не зародились подозрения, если, кстати, они уже и не появились.

— Конечно, нет, — как можно небрежнее кинул он. — Не до такой же степени я лишился рассудка. Но здесь я должен был кое с кем встретиться, почему и собрался отыскать его. Попозже, возможно, придется взять кушетку, хотя сильно сомневаюсь, что в состоянии сейчас заснуть. Так что не беспокойтесь на мой счет. Спасибо за проявленную любезность, но у меня есть все необходимое.

Кейт, опасаясь, как бы незнакомец не разродился другими вопросами, поспешил покинуть его. Освещение в просторном станционном зале ожидания было приглушенным, очевидно, чтобы не мешать пассажирам спать. Кейт пробирался сквозь ряды лежанок практически в полутьме, стараясь делать это как можно осторожнее, чтобы ненароком не разбудить прикорнувших людей. Он целеустремленно двигался к выходу на Сорок вторую улицу.

Подойдя почти вплотную, он обнаружил, что по бокам двери возвышаются два дюжих копа.

Но теперь Кейт уже не мог остановиться. Они видели, что он шел к ним, и уже наблюдали за его продвижением. Поэтому ему ничего не оставалось, как шагать к охраняемому ими выходу — изменить маршрут, не привлекая к себе еще большего внимания, он оказался уже не в состоянии. Лихорадочно соображая на ходу, Кейт решил, что, если в конечном счете по абсолютно неведомой причине полицейские не выпустят его наружу, он притворится, что подошел к двери с единственной целью — посмотреть в окно.

Итак, он беспечной походкой продолжал свое продвижение вперед, машинально отметив, что стеклянная дверь была густо закрашена черным. Полицейский, что был покрепче с виду, обратился к нему, но с изысканной вежливостью:

— Вы вооружены, мистер?

— Нет.

— Тогда, знаете ли, это опасно. Разумеется, мы не имеем права воспрепятствовать вам в этом, можем лишь высказать свой совет остаться в зале.

Первое, что испытал Кейт, — это чувство громадного облегчения. Значит, вопреки его опасениям, никто не собирался силой удерживать его здесь. А проводить ночь на вокзале он вовсе не собирался.

Но что кроется за словами копа? Опасно? О какой неведомой ему опасности шла речь, что за угроза могла удерживать эти тысячи людей в станционном зале? Что все-таки стряслось с самим Нью-Йорком?

Отступать теперь было уже поздно. Да к тому же, подумал Кейт, опасность грозит ему отовсюду до тех пор, пока он не разберется в обстановке.

Поэтому максимально небрежным тоном он заметил:

— Я живу совсем рядом. Никакого риска.

— Как хотите, — ответил блюститель порядка.

— Надеемся, что вы выпутаетесь из этой истории целым и невредимым, — добавил его напарник и открыл дверь.

Кейт чуть не попятился назад. Стеклянную дверь никто и не думал мазать черной, как деготь, краской. То, что он видел, глядя сквозь стекло, было… чернотой в чистом виде. Такого мрака он еще в жизни не видел. Ни одного огонька. Освещение вокзала, похоже, никак не влияло на эту абсолютную темень. Кейт опустил глаза: дальше чем на полметра от двери тротуара уже не было видно.

И то ли у него разыгралось воображение, то ли на самом деле какая-то толика тьмы проскользнула сквозь приоткрытую дверь в вокзальное помещение, как если бы это была не просто безликая темнота ночи, а какой-то вполне реальный сгусток мрака, который можно было пощупать, нечто вроде газообразного облака. В общем, то было не просто отсутствие света, а и еще что-то.

Но что бы ни представлял собой этот феномен, теперь Кейт уже не мог повернуть назад, заскулив, что не знал, что его ожидало. Волей-неволей он был обязан переступить порог и нырнуть бог знает во что.

Лишь только Кейт сдвинулся с места, как дверь тут же захлопнулась за ним. Было такое впечатление, что он вошел в черную комнату. Затемнение было идеальным и превосходило все, что ему довелось видеть в этом роде. Наверное, это и было то — он вспомнил фразу из «Нью-Йорк таймс», — что называлось «тотальным отуманиванием».

Он взглянул вверх — ни единой звездочки, ни лучика Луны, хотя в Гринтауне она просматривалась на небе во всем своем блеске.

Кейт сделал пару неуверенных шагов и оглянулся на дверь. Ее и след простыл. А между тем она ведь была стеклянной. И каким бы слабым ни было освещение в зале ожидания, оно хоть как-то, но все же должно было пронизывать эту темень. Если, конечно, дверь и в самом деле не затушевали черной-пречерной краской снаружи. Кейт сделал несколько шагов назад буквально по собственным следам и увидел крайне слабые световые очертания прямоугольника на расстоянии вытянутой руки: это и была предельная дистанция, на которую еще как-то пробивалось освещение изнутри вокзала.