Андрей Кокоулин - Фотография на память

Дверь была заперта. Вадим подергал, наддал плечом. Затем в нее стукнулся Александр. Наверху трешало и клокотало. Лопался, разлетался шрапнелью шифер. Огонь шумел, жрал дерево совсем рядом. Красно-рыжие отсветы плясали на грядках.

В доме было тихо.

— Вовка! Егорка! — закричал Вадим.

— Сейчас у многих газовые баллоны, — сказал Александр. — Не дай бог рванет.

Они переглянулись и ударили в дверь вместе.

Тупая боль растеклась по спине, какая-то железячка зло царапнула бицепс. С той стороны звякнул крючок, но дверь не открылась.

Словно в ответ сбоку, сверху дохнуло таким жаром, что Вадиму показалось, будто он горит сам. Он свалился с крыльца в траву. Александр сполз по ступенькам.

— Черт!

Он закашлялся.

— А ну пошли, су-у-уки!

Откуда-то из кустов, едва Вадим сумел подняться, надвинулась фигура, и вместе с "суками" прилетел дрын, ударил в плечо, вскользь задев ухо и за ухом.

В глазах тут же брызнули искры (или это от пожара?), в голове зашумело, слова разделились на звуки, на долгие и медленные гласные.

Второй удар он удачно пропустил над собой — ноги, не удержав, подломились.

— Су-уки! Убью!

Мужик снова взмахнул дрыном. Пола телогрейки взвилась вороньим крылом.

Вадим выставил руку, понимая, что это вряд ли его спасет. Ну, пусть хоть рука, подумал. Рука — дело наживное.

Эх, Алька, буду я в гипсе…

Дрын неожиданно бухнул в землю, а мужик, удивленно хрюкнув, повалился желтым лицом в истоптанные грядки.

— Нет, паскуда какая!

Александр отбросил полено и на всякий случай добавил уроду ногой.

Вадим поднялся. С улицы летел звон. Кажется, били в рельс. От ближних домов уже бежали, белели платками да рубахами.

Дым валил в небо.

— Ухо в крови, — сообщил Александр.

— Пофиг.

К двери было уже не подойти.

Горела "вагонка". Горело внутри, обугливая дверные доски.

— Вовка! Егорка!

Вадим подобрал дрын и со второй попытки (с первой попал в раму) выбил им окно. Посыпалось стекло. Серый дым потек наружу.

— Вовка!

Ему показалось, детский голос крикнул в ответ.

— Подсади, — попросил он Александра.

Тот приник к стене под окном, морщась от пламени, клокочущего в затылок, сложил замком ладони.

— Ну!

Вадим поймал опору подошвой ботинка.

Сзади, повалив забор, растекались по участку люди, кто-то звенел ведрами, кто-то набрасывал в пламя траву и песок. Кто-то причитал:

— Ой, дети там, дети!

— В цепочку! — взревывал зычный голос. — В цепочку до колонки!

Огонь гудел и стрелял искрами.

Вадим подтянулся до окна, тут же изрезал пальцы и сразу забыл о них. Дым ел глаза. Кроме сполохов огня и смутных очертаний мебели ничего видно не было.

— Вовка! Егорка! — крикнул Вадим.

— Дяденька!

Испуганное детское лицо мелькнуло в дыму.

— Иди сюда!

— Егорка не идет, плачет.

— Я его сам сейчас!

Дом гудел и трещал. И, кажется, качался. Жар наплывал волнами. Вадим отворачивал лицо и дышал улицей. Внизу переступал под его весом Александр.

Построившаяся людская цепочка опрокидывала на стены ведро за ведром. К окнам с другой стороны поставили лестницу и с матами отступили, когда полыхнуло и там.

— Вовка! — снова крикнул Вадим.

— Да.

— Где ты?

— Здесь, дяденька.

— Черт!

Вадим поморгал. Скорее наощупь он нашел подошедшего к окну мальчишку и, схватив за лямки майки, выдернул его наружу.

— Саня.

— Принимаю.

Вадим опустил Вовку в протянутые руки. Взглянул — рядом топталась Вика.

— Вик, мальчишку бы в салон…

— Ага, — кивнула девчонка.

В доме что-то рухнуло.

— Там Егорка и мама! — крикнул Вовка.

— Сейчас.

Вадим подышал, помотал головой, словно надеясь отогнать приставучий дым. А затем с Александрова плеча перевалился в окно.

— Егорка!

Огонь полз по стенам, по стареньким обоям, лизал пол.

Вадим уткнулся коленом в спинку кровати, перешагнул, не дыша. Сколько там можно, минуту, две? Вряд ли больше.

Закурилась дымными волосками куртка.

Кое-как нашелся проем, тумбочку в сторону, темно, жарко, ох, воды бы.

— Егор… кха…

Он закашлялся.

Ага, окно. Вадим разбил его локтем, глотнул свежего воздуха. Сгорю, блин. Глаза слезились. Черт тут разглядишь. Какая-то добрая душа плеснула в окно из ведра. Чуть полегче.

Волосы словно бы запеклись.

Вадим шагнул через провалившиеся полы, через огонь, к почерневшему печному боку.

— Егорка!

Он не увидел, он наткнулся, едва не наступил на безвольно лежащее детское тельце.