Сам он в своих книгах называет себя человеком, таким же, как жители Бойекунуйи, говорит, что прилетел с другой земли, похожей на нашу.
Боги, покидая Землю, оставили громадную металлическую пластинку, обернув ею каменный обелиск, поставленный еще в древние времена в центре столицы. Боги сказали, что спустя мною лет вернутся к нам и лист расскажет им обо всем, что произошло на земле за это время.
Сто лет назад во время великого мора рабы Бойекунуйи восстали. Их отряды объединились с вреллами и заняли столицу страны. Они уничтожили древние памятники, сбросили каменный обелиск и пытались сжечь или растопить в огне металлический лист, оставленный пришельцами. Но огонь не смог повредить его. Тогда обезумевшие от ярости повстанцы разорвали его на лоскутья и побросали в море.
Позднее, когда восстание подавили и расправились с бунтовщиками, удалось разыскать одну небольшую пластину. Сейчас она вделана в царский амулет.
Все это рассказал жрец. Еще в книгах было много такого, чего он не мог объяснить.
Я научился читать довольно быстро, но понять всего, что написано, тоже не мог. Скоро мне наскучили небесные книги. Я надолго забросил их и не появлялся больше в подземелье. Там при свете вечного огня над ними корпел один Бензелен.
Я погрузился в мирские дела. Не к чему было утруждать себя чтением непонятного текста, если жизнь окружала меня радостью неиспытанных прежде наслаждений. Купольный зал, предназначенный для торжественных церемоний, я превратил в место пиршеств и театральных представлений. Лучшие артисты - музыканты и танцоры, собранные со всей страны, показывав здесь свое мастерство для одного меня - истинного знатока и ценителя искусств. Лучших из танцовщиц я оставлял жить во дворце и делал их своими женами. Я снаряжал небольшие хорошо вооруженные отряды, отправлял их в самые дальние уголки страны, а также к вреллам, и они привозили мне новых женщин,
Другим развлечением - оно доставляло мне не меньшую радость - была возможность проявлять свое могущество. Захваченных в плен вреллов, я, по настроению, либо отпускал на свободу, - либо велел обезглавить при мне. Я допускал на это зрелище лучших из моих жен, а также военачальников, преданных мне. А военачальники все были преданы мне: прежних я заменил новыми. Я находил их среди людей не знатных, но честолюбивых. Я давал им власть, и они знали, чем обязаны мне, и понимали, что могущество их ограничено сроком моего правления.
Все эти сцены возникали туманно, я едва мог вспомнить их. Они как будто и в самом деле происходили с моим двойником, но я не видел их четко, как первую - церемонию коронования. Зато следующий эпизод из жизни императора вспоминался яркой, зримой картиной, словно все это происходило со мной, а не с тем предком.
Тот же самый зал, где меня короновали. Я сижу на своем троне. Позади в освещенной пустоте потрескивают факелы. Я ощущаю безмолвное присутствие воинов, спрятанных в нишах. На полукруглых скамьях сидят старейшины. После того как полнота власти передана мне, они собрались здесь впервые. Каждым своим нервом я чувствую сдержанное волнение, заполнившее сумрачную пустоту купола. Старейшины тихо переговариваются. Сотни взглядов устремлены на меня. Я чувствую плотное кольцо ненависти, окружившее меня. Мне страшно. Тоскливая холодная пустота наполняет сердце, и только потрескивание факелов, возле которых застыли стражники, немного успокаивает меня.
Я знаю: старейшины собрались, чтобы отнять у меня корону! Пока она еще на мне, но это уже последние минуты, когда сладостно мягкий мех ласкает мою голову.
Минуты ожидания длятся нескончаемо. Кое-кто из старейшин должен начинать первым. Кто?! Я смотрю на Бреттия: старик сидит в первом ряду, во всей позе его чувствуется старческая немощь. Он поднимает на меня усталое и гневное лицо, словно хочет крикнуть мне: "Подлец! Развратник, обманувший нас!"
Бреттий мне не страшен - я буду рад, если собрание начнется бранным потоком'его ненависти. Но старик сдерживает гнев и опускает голову.
С третьего ряда поднялся Лубиний - человек со шрамом, он получил его в сражении с вреллами. Лубиний идет к трону молча, напряженной походкой хищника. Кожаные подошвы его сандалий щелкают по каменным плитам. Он поднимается на возвышение и останавливается на две ступени ниже трона - так полагается по этикету. Складки просторного его плаща вздрогнули от резкого взмаха рук и обозначили меч, подвешенный на поясе.
Читать дальше