Несколько дней назад фильсы объявила войну суслам.
Инквизиции это было на руку: под шумок легче расправиться с еретиками. Гильда и его сторонников назвали тайными агентами фильсов.
Мы - Эва, Итгол и я - появились среди Суслов в самый драматический момент. Готовилась казнь основоположника нового учения. Если бы она состоялась, Гильду было бы обеспечено бессмертие - ничто не способствует популярности еретиков сильнее, чем преследования.
Гильд допытывался, разделяю ли я его взгляды. Я сказал: разделяю. Не все ли равно было, что я отвечу. Гилъда я считал неудачным творением собственного сна. Этот обросший волосами фанатик гордился своим вольнодумием и верил в правоту сочиненной им гипотезы, как средневековый алхимик в чудотворную силу философского камня. Хотелось одного - чтобы сон поскорее закончился. Меня перестала занимать даже собственная судьба: сумеем ли мы благополучно выбраться из подземелья.
Опять загремел засов, заскрипели шарниры каменного люка. Гильд мгновенно уполз в свою одиночку.
- Эй, еретики! - окликнул нас сверху насмешливый веселый голос. - Есть хотите?
Я промолчал: решил, что это подвох.
Опустилась веревка. Корзины на ней не было привязано. Стражник сам съехал вниз. В руках у него была плетеная кошелка с продуктами. Он спускался без помощи рук, держась за веревку хвостом.
В кошелке была царская еда; поросячьи окорока, превосходный сыр, вино...
Он отдал нам плетуху, уселся на Корточки и наблюдал, как мы расправляемся с пищей. Мне почудилось, что он смотрит на яства голодными глазами.
- Нашлись благодетели, - насмешливо сказал он. - Каких бы преступников ни бросили в тюрьму, всегда находятся сочувствующие. Кто-то передал. _ Видно, человек с деньгами... Чтобы подкупить всех, начиная от старшего смотрителя до смирённого охранника, - он склонил свои уши, давая понять, что смиренный охранник он и есть, нужны ой-ей какие деньги!
- Поешьте с нами, - предложил я,
- Не откажусь. - Он выбрал самый большой окорок, отхватил ломоть сыра с ладонь толщиной и налил вина в кружку, которую запасливо прихватил с собой.
Сусл ел так, что его чавканье наполнило всю камеру. Привлеченные запахом, крысы вовсе обнаглели: сновали между ног, подбирая оброненные крошки и куски. Ночью эти твари, пожалуй, и нас сожрут.
Едва ли тюремщик мог знать, что нас ожидает, долго ли думают держать в заточении, но я все же попытался выведать у него хоть что-нибудь.
Хорошим воспитанием наш сторож не мог похвастаться.
Ел вместе с нами, к тому же нашу пищу, а сказать норовил одни гадости:
- Вас казнят на рассвете. Всех троих вздернут на одной перекладине: не бог знает какие персоны, чтобы каждому виселицу строить.
Он испытывал подлинное наслаждение, сообщая эту весть. Внимательно перекидывал взгляд с моего лица на лица Итгола и Эвы. Тюремщик явно остался недоволен нами: известие о скорой казни никого не повергло в ужас.
- Вначале каждому на шею накинут петлю-веревка холодная, сырая... Б-рр! - Он, должно быть, решил помучить нас подробностями, чтобы все-таки насладиться нашим страхом. - А когда скамейку вышибут из-под ног задрыгаетесь, будете стараться хвостом развязывать петлю. Нет ничего забавнее, как смотреть на эти напрасные попытки. Я люблю занять местечко поближе, чтобы не пропустить ничего.
"Да. И не повезло же тебе на этот раз, - подумал я. Никто из нас не будет пытаться развязать петлю хвостом".
Он заметил мою ухмылку и вовсе озадачился. Долго молчал.
- Дурак же я,-он хвостом легонько хлестнул себя по ушам, видимо, жест означал то же самое, что для нас хлопнуть себя рукой по лбу. - Да вы просто оцепенели от страха, боитесь пошевелиться, чтобы не перепачкать штаны.
Эта мысль удовлетворила его - он стал посматривать на нас с явным расположением. Не так уж много развлечений давала ему служба в тюрьме. Единственное-поизмываться над приговоренными да немного почесать языком.
Скоро он разговорился, стал сетовать на скудное жалование - денег не хватало прокормить семью. Приходилось заниматься домашним хозяйством, держать свиней, кур, садить огород... На все нужно время. То ли дело прежде, когда был помоложе, не был обременен семьей и зарабатывал больше служил в особой канцелярии хвостом.
- Хвостом? - переспросил я, проникаясь сочувствием к этому бедолаге, наплодившему семью, которую нечем прокормить.
- Хвостом, - с гордостью повторил он. - Официально "соглядатай по особым делам". "Мы же сами между собой именовали себя хвостами. Не каждый способен служить хвостом. Прежде чем попасть в специальную школу, сколько нужно выдержать испытаний... Приятные воспоминания одухотворили его. Он с величайшим удовольствием вспоминал про свою прошлую службу.
Читать дальше