Дмитрий Сергеев - Прерванная игра

В тоннеле, пробитом в известняковой толще, стояла глухая тишина. От нее становилось не по себе. Я невольно ускорил шаги. Женская ладонь легла в мою руку, я, не оборачиваясь, легонько сдавил чужие пальцы. Женщина боязливо прильнула к моему плечу. Я сбоку поглядел на нее: к коему удивлению, это была не Либзе, а Эва.

За недолгий срок, проведенный без гипномасок, у меня не было времени хорошенько приглядеться к ней: что Эва невеста Герия, я определил по рисунку на свитере. Их помолвка состоялась в один день с нашей. Эва не походила на земтерскую гипномаску ни лицом, ни сложением - угловатая, чуточку нескладная. Сейчас она улыбалась, пересиливая страх.

Почему же внутренние помещения Карста не разрушились, не обратились в прах? На Земле достаточно было нескольких тысячелетий, чтобы напрочь сгинули города, империи и даже цивилизации. А за тридцать тысячелетий там способно истребиться что угодно; и моря, и горы. Правда, истребляет не само время, а ветры, реки, солнечный зной, стужа и тление. А здесь, как в громадной консервной банке, время остановлено: ни ураганов, ни наводнений, ни резкой смены погоды - климат поддерживается искусственно. К тому же роботы постоянно следят за целостью помещений и сохранностью убранства, периодически подновляя ее.

Мы вошли в пустынный цирк. Навечно застывшие каменные кулисы распахивались перед нами. Пространство, разделенное ими на центральный и боковые нефы, как будто не замыкалось стенами, а терялось в бескрайности. Страх остался позади. Прислушиваясь к затухающим ударам собственных сердец, мы ждали, когда соберутся остальные.

Эва доверчиво прильнула ко мне, крепко схватилась за руку. В ее порыве не было ничего женского-так поступают дети, когда пугаются. Видимо, на нее действовала непривычная обстановка.

...По забывчивости я шагнул на запертую дверь - и ударился лбом, и снова мальчишка, сидящий во мне, удивился. Створки раздвинулись на долю секунды позднее.

Мы направились дальше.

Кажется, я понял, откуда взялось это смутное ожидание беды: в моей памяти коридоры и переходы на Карсте связаны с трагическим известием о гибели землян - это не моя, чужая тревога, чужое сознание непоправимой беды.

Но, может быть, не одна память о пережитом мальчишкой волнует меня? Есть еще что-то. Например, вот эти звуки, похожие на скрежет. Будто снаружи р;то-то скребется в стенку. Там за нею главная полость планетоида-поля, огороды, плантации, уборочные машины, механизмы, управляющие ими, скотные дворы... Может, какая-нибудь хавронья чешет свой бок о стену?..

Окна задернуты плотными шторами из синтетики. Они пропускают рассеянный свет искусственного солнца. Раньше, чем я подумал, что нужно сделать, чтобы раскрылась штора, мальчишка, сидящий во мне, подошел к окну и нажал кнопку. Занавесь чуть колыхнулась. Я еще и еще давил на кнопку-никаких результатов. Попытался распахнуть штору руками - тоже ничего не добился. Почему-то я был убежден: это не случайное заедание в механизме.

Все выжидающе посмотрели на меня и, по-видимому, безотчетно встревожились. Я оставил окна в покое: не следует давать повод к беспокойству остальным.

Изо всех сил напрягал память: видел ли я тогда хоть что-нибудь за окнами?

Во весь свой последний маршрут по жилым и служебным отсекам мальчишка ни разу не подходил к окнам, не любопытствовал заглянуть в них: ничего интересного за ними для него не было. И все же я убежден: шторы тогда не были задернуты.

Вспомнил! Мальчишка действительно не заглядывал в окна, но они попадали ему в боковое зрение. Шпалеры фруктовых деревьев, за ними разлинованные поля - скучный однообразный пейзаж, залитый неестественным синеватым светом. Равнина полого вздымалась, ее край не обрезался горизонтом, а заволакивался туманной пеленою.

Все-таки тревога была не моей. Мальчишку мучили угрызения совести, как будто он совершил такое, чего не следовало делать. За те немногие часы его жизни, известные мне в подробностях, он не сделал ничего, в чем бы нужно было раскаиваться. Значит, он совершил опасный поступок уже после того,, как проволочный колпак, записывающий вcе его ощущения и мысли, был отключен. А это было и вовсе нелепо: я не мог знать, что присходило с ним в последующие часы.

Тут была какая-то загадка.

Я машинально избрал тот же путь, который мальчишка проделывал дважды. Поражаюсь, как я не заблудился: сотни просторных коридоров и глухих, полуосвещенных штреков, соединяющих пятилучевые ячеи типовых кварталовблоков, ничем не отличимы друг от друга. Можно пройти по одному месту десять раз и не запомнить дороги. Если бы мне понадобилось объяснить кому-нибудь, как идти, я не смог бы указать ни одной приметы.