Иннокентий Сергеев - Персефона

Влеки меня к моей единственной.

VII

- Здесь они и снимают? - Да. Ужасная морока с этими съёмками. А ты куда-то исчез. Звоню, никто не знает, где ты. - Ты же знаешь, стоит мне отправиться в путь, и всё, пропал, и зовёшь на помощь всё своё хитроумие, чтобы выплыть, выгрести. Но надеюсь, тебя тут никто не донимает? А то я сейчас же разыщу свой верный лук... - И будешь осыпать их стрелами своих острот. Тогда ты здесь долго не задержишься. - Ну уж нет, если я уеду, то вместе с тобой. Пусть твой Карл не думает, что только он умеет похитить для себя жену. Кстати, я слышал уморительный слух, будто он решил поставить какой-то эксперимент в горах и прыгнул в пропасть. - Ерунда, никуда он не прыгал. Сам же, поди, и распускает эти слухи. - Зачем? Он что, чокнутый? - Нет, но почему бы ему не иметь пару-другую причуд. Он может себе это позволить. - Это может позволить себе каждый. - Да, но не без риска для себя. - Я так до последнего времени и не понимал, какая он большая шишка. - Ты всегда его недооцениваешь. - И получаю от него уколы. Как бы невзначай, но всё равно уколы. - Ты всё думаешь вызвать его на дуэль? - Где уж мне сражаться с повелителем, когда я не могу одолеть самых жалких из его слуг. - Ты о ком? - О демонах. - А какой из них самый страшный? - Когда как. Нынче мне больше всего достаётся от тех, что из породы летучих мышей. Ночные кошмары, эмпусовы псы. - Ты сильно похудел. Это из-за того сценария? - Причём тут сценарий. - Им он показался слишком мрачным и непонятным... - Это отговорка. Мне они сказали, что не собираются снимать эпопею. Может быть, он оказался слишком болезненным? - И я ничего не могла сделать... - Наверное, нас просто слишком мало. Тех, кто понимает, насколько мы больны, и страдает от этого. Или сама эта планета слишком мала для нас? Пытаться что-то объяснить им, ведь это же данаидов труд. - На тебя страшно смотреть. - Ничего, подле тебя я расцвету. Если ты вернёшься ко мне. - Ты же знаешь, я никогда не уходила от тебя. - Всё бесповоротное происходит незаметно.

Плетёные кресла. Было время, когда я мечтал научиться плести их, так они мне нравились. Но всё не было подходящего материала. От какой ерунды иногда зависит свершение наших идей... даже смешно. - Тебе всю жизнь смешно. - Я что-то сказал? - Ты сказал, что тебе смешно. - Что я вижу! Пыхтящий кенгуру завидел нас и приближается тяжёлыми прыжками по ворсистому покрытию искусственной травы, и его сумка, набитая монетами, сладко звякает в такт его телодвижениям. - Бедный Карл, слышал бы он тебя сейчас! Но он и впрямь похож на кенгуру, и она смеётся, пряча смех за бокалом гранатового сока, - Фу, ну и жара! Пива. И похолоднее. - Тебе бы полагалось пить коктейль из пяти рек. - Привет. - Привет, Карл. - Выпьешь со мной пива? Лиза, тебя режиссёр ищет, с ног сбился. - Пока. - Пока, Лиз. Не забывай, что ты царица! Выпью. Ты тоже паришься здесь? - Должен же я видеть, на что эти мумрики тратят мои деньги. - А я слышал о твоей смерти. - Я тоже слышал. - Ха! Заботы власти не отбили у тебя чувства юмора. - Только оно меня и спасает. А ты всё рассказываешь о своём спасении? - Спасении? Называть человека спасённым, пока он ещё подвержен опасностям, преждевременно... - У тебя нездоровый вид. - Ты наблюдателен. - Я слышал об этой истории со сценарием. Я, наверное, ужасный подлец, что сам не взялся снимать. - Не лицемерь, Карл. И потом, ты бы прогорел. - Так ты на меня не в обиде? - В обиде? О господи! Придумаешь же. Кстати, я что-то много стал думать над этим, ты женился на Лизе, потому что увидел в ней звезду, или сделал её звездой, потому что женился на ней? - Я сразу увидел, на что она способна, и как оказалось впоследствии, не ошибся. - Браво. - Между прочим, ты помнишь Тролля? Я тебе показывал его как-то. - Это который с катарактой, а жена с мопсом? - Он самый. Умер недавно. - И завещал похоронить свои деньги с собой? - Нет. Но, может, так бы оно и лучше было. При жизни его обирали любовницы, а теперь из-за его денег судятся жёны. - А от чего он умер? - Наверное, в очередной раз поговорил со своими чадами и не выдержал. Он ведь ничего не давал им, даже запретил впускать их к себе в дом. - А они всё пытались вытянуть из него денежки. - Да, звонили ему, даже угрожали. - За что же он так измывался над ними? - Кажется, они не поладили с его последней женой. - А сколько у него было детей? - Два сына. От первого брака. - Представляю, каково им было иметь такого папашу и не иметь ничего. О муки Тантала. Его ведь уже как-то раз довели до инфаркта? - Да, он всякий раз находил таких любовниц, что не приведи господь. - Они, наверное, его и доконали. Уж они-то понимали, что никто не вечен. - Может быть, и так. - Ты хочешь, чтобы я написал музыку к твоему фильму? - Да, я настоял на этом. - Хорошо, будет тебе музыка. Ничего, если она не будет незаметной? - Ты никогда бы не согласился быть незаметным. - Я стараюсь, но у меня не всегда получается. - Хотя, может быть, лучше, если бы ты отдохнул... - Ночлежка мало похожа на санаторий, ты не находишь? - Ну что ты, неужели ты думаешь, что я допустил бы такое! - С чего ты решил, что я стал бы тебя извещать? - Нет, ты всё-таки несносно гордый. - Нужно гордо нести знамя сестёр-покровительниц. - А кто покровительствует мне? - Не знаю. Может быть, Плутос? Но до тебя ему самому далеко. Ты, кажется, сам правишь свой бал. И над тобой только правила игры. - Какой игры? - Азартной. - Нет, правда? - Занимайся своей метафизикой и не пытайся разобраться в самом себе, а то невзначай разрушишь собственное же царство. Знаешь ведь, как опасно царю идти за советом к Парнасу. Укради себе треножник, чего проще? Что бы ты ни делал, всегда можно найти себе оправдание, ведь правда? И если ты назовёшь это мудростью, разве кто-нибудь осмелится с тобой спорить? - Может, пойдёшь со мной? - Нет, я лучше посижу ещё немного здесь. - Ну тогда ладно. Встретимся ещё. - Встретимся. - И всё-таки ты плохо выглядишь.