Иннокентий Сергеев - Terra Incognita

Ну просто семейная идиллия, надрывная и трогательная. Она почти не выходила из дома, читала. Даже пыталась готовить. Однажды она отключила телефон и не вспоминала о нём целых два дня. Во всём этом чувствовалась какая-то тихая исступлённость. Я понимал, что это не может продолжаться долго.

Новый Год я встретил в одиночестве. У меня была ёлочка,- даже с гирляндой,- торт; я приготовил жаркое, открыл шпроты. Телевизора не было. Это был первый Новый Год, который я встречал так - наедине с батареей бутылок, тортом и музыкой.

Она заявилась под утро второго января. Я спросил её, как она отметила. Она сказала, что ужасно.

Первую половину января мы только и делали что выясняли отношения. Сначала это было непривычно, потом втянулись. Я сказал ей, что мне всё это надоело. Она сказала: "Тогда тебе лучше уйти". Я мог сделать это сразу, уже тогда, но зачем-то ждал ещё без малого пять месяцев.

Она сказала, что когда-нибудь всё надоедает. Самый большой грех - это скука. Она была святая. А я никогда не был праведником.

Почему-то я всё пишу в прошедшем времени.

Это было второго июня. Я отправился покупать для неё подарок и не вернулся. Может быть, она решила, что это и был мой подарок? Ха, ха.

Грустно.

Теперь вот сижу, пытаюсь представить её размышляющей о путях исторического прогресса и несовершенстве общественного устройства. Вроде бы, почти получается. Только никак не могу придумать для неё лицо. Может быть, я уже забыл её?

Как-то уж очень быстро всё - только что был Новый Год, и уже второе июня. Так не годится. Ведь был же февраль, март... Что было, например, в марте?

В дневнике за этот месяц всего три афоризма: - Когда горят фонари, хуже видно звёзды, зато лучше видно дорогу под ногами. - Жизнь не может измениться, но она может стать другой. - Все старики живут долго. Это всё.

В середине февраля она заявила мне, что перестала испытывать от меня сексуальное удовлетворение. Я припомнил ей историю с её осенней подругой, потом, зачем-то, историю с пистолетом. Мы разругались. В том же месяце я сочинил пародию на известную пословицу. Вот она: - Не плюй в колодец, вдруг там кто-то сидит.

В апреле у меня была депрессия. Мне в очередной раз было сказано, чтобы я убирался, но не поэтому. Она сказала, что только когда у меня депрессия, я веду себя естественно. Я сказал, что болезнь сама по себе явление противоестественное. Она сказала, что это глупости. Она снова стала много пить.

Я спросил её, зачем она пьёт. Она сказала, что хочет почувствовать жизнь в её чистом виде. Я сказал, что она всего лишь пытается уйти от жизни, но пустота - это ещё не ясность. Она сказала, что нужно уйти, чтобы увидеть жизнь со стороны. Нужно уйти, чтобы понять, куда нужно вернуться. И нужно ли возвращаться вообще. Я сказал, что не всё можно увидеть со стороны. Со стороны мы с ней нормальные члены общества. Она сказала: "А разве это не так?" Подумать только, она полагала себя нормальным членом общества. - Я никому не причиняю зла.

Всё это ерунда какая-то. Не об этом нужно вспоминать.

Во что она была одета... как она красилась... что она носила... что пила... Из будущего, это значит, со стороны? Что это значит?

Она сказала: "Зато есть вещи, которые видно только со стороны". Я не нашёлся, что возразить ей. Она всегда была права. Странно.

В апреле она сильно простудилась.

Она вышла из дома в одном тонком плаще, надетом на водолазку, ничего не сказав мне. И до костей продрогла на остановке. Неужели она на что-то надеялась? Или это было само отчаяние. Просто она больше не могла придумывать и строить планы, которые срабатывали или проваливались, но всегда возвращали её к себе самой, она отчаялась. У неё осталась одна только её судьба, и она отдалась ей, пусть это было наивно. Вера всегда наивна. На что она надеялась? Что с ней произойдёт какая-нибудь волшебная история вроде тех, что расписаны в летописях сказочных королевств? Она что, впала в детство? Она просто отчаялась. Она поверила, что что-нибудь непременно случится с ней, плохое или хорошее, неважно - жизнь не бывает плохой или хорошей,- что-нибудь, она не знала, что, в этом-то и заключалась суть. Прежде каждый из её планов сулил ей что-то, но всегда что-то, что она предполагала добиться, следуя ему. Что-то, о чём она знала, частица её самой, какой она была. В этом не было ничего нового, и не могло быть.

Она поняла, что любовь - это не метод. Я сказал, что может быть, ей просто не повезло со мной. Она сказала: "Нет. Любовь - это не метод". Для того чтобы любовь стала жизнью, нужно отречься от всего остального, забыть обо всём кроме неё, только тогда она станет явью, дышать её воздухом, одеваться по её погоде. Но всякий раз она оказывается меньше чем мир, её всегда слишком мало, чтобы она стала жизнью. Я сказал: "Жизнь не может наступить, она есть всегда". Она сказала: "Нет. Всегда, значит, во всём, а это неправда". Я сказал: "Иногда приходится довольствоваться малым, но ведь всё относительно". Она сказала: "Может быть, сойти с ума - это выход, но я не сумасшедшая". Я сказал, что всегда можно найти выход из сложившегося положения, но никогда - из любого положения; нельзя установить вечный мир, но всегда можно примирить двух или несколько противников. Она сказала: "Из двух камней, если их сложить, не вырастет дерево". Я сказал, что-то, что она говорила про любовь, уже высказано в фильме "Девять с половиной недель" с Мики Рурком и Ким Бэссинджер. Она сказала: "Я испытала это на своей шкуре". Я сказал: "На ней это не отразилось". Какой я умный.