— Мама? — спрашивает Кейн. Я держу его еще крепче. Это все только шоу.
— Ты разрушил нашу семью. — Она начинает всхлипывать, по ее щекам текут слезы. Но она плачет не обо мне.
—Я возьму продукты и баллоны с кислородом, — говорю я.
— Бери, что хочешь, только, пожалуйста, оставь мне моих мальчиков, — жалобно хнычет она. В окно гостиной залетает камень, и она вскрикивает, затем падает на колени, прикрывая голову руками.
— Идите, собирайте свои вещи! Быстро! — Я подталкиваю братьев к лестнице. — Мама, мы должны пойти все вместе, — умоляю я. Я не могу оставить ее здесь мародерствующей толпе граждан второго класса.
Она смотрит на меня, лежа на полу.
— Ты сам выбрал себе такую жизнь. Не пытайся всех нас тащить за собой. — Еще одно окно разбивается и на диване приземляется отвертка. — Что там происходит? Мир совсем сходит с ума.
Я поднимаю ее с пола.
— Мир меняется, больше ничего. И ты должна меняться вместе с ним.
— Они сломают весь мой красивый дом, — жалуется она.
— Ты должна упаковать кое-какие вещи. — Я толкаю ее по коридору в спальню.
Затем бегу вниз по коридору в подвал, где я беру столько кислородных баллонов, сколько могу унести. Кейн и Леннон уже стоят с рюкзаками вверху у основания лестницы. Они готовы бросить все и следовать за мной.
— Мама! — кричу я.
Она появляется, одетая в пальто из плотной ткани. Ее ярость рассеялась, как дым. Постанывая, она держится за живот.
— Я рожаю, — говорит она.
Я предоставляю моим коллегам-мятежникам опустошать центральный командный пост, а сама направляюсь в больницу на границе между зонами один и два. Содержание кислорода в воздухе заметно снижается, но все же лучше, чем в камере. Я двигаюсь быстро, мимо бушующей толпы людей, пока не попадаю в узкую, боковую улицу, где двое мальчишек дерутся за маленький дыхательный аппарат.
Я ловко прибираю его к рукам, надеваю маску на лицо и обращаюсь в бегство. Они ругаются мне вслед, но я быстрее и сильнее. Несмотря на жжение в ногах и одышку, я воспринимаю этот бег как маленькую победу над министерством.
Огромное, белое здание клиники занимает почти весь квартал. Домик привратника пуст, ворота открыты настежь. Запинаясь, я бегу вверх в осиротевший холл. Там я вижу неистово мигающую и звенящую панель приборов, а также стоящие повсюду бесхозные больничные кровати и инвалидные коляски.
Из кабинета выходит женщина-врач со стетоскопом на шее и в испачканном кровью халате.
— Кислород для посетителей закончился, — говорит она, пытаясь вытолкнуть меня обратно через вращающуюся дверь.
— Я ищу одного ребенка, — говорю я.
Она отпускает меня и тянет за собой к приборной панели, чтобы заставить ее замолчать.
— Второсортных доставили наверх в крыло для первосортных. Это будет стоить нам наших рабочих мест, но видимо, нам так и так придется о них забыть. — Здание сотрясается, и врач долго смотрит на меня. — У меня у самой дети. Мне пора идти, — говорит она и торопливо уходит.
Я мчусь по лестнице на второй этаж, перепрыгивая за раз через две ступени. Коридор переполнен кашляющими пациентами, часть из них передвигается вместе с инфузионной стойкой. Я прокладываю себе дорогу в этой сутолоке и наконец вижу Джаз на другом конце коридора. Ее нога в гипсе, а рыжие локоны вздымаются на голове, как спагетти.
Слава богу.
— Джаз! — кричу я. Опираясь на костыли и подпрыгивая, она идет мне навстречу.
— А ты совсем не торопилась ко мне, — говорит она, и по-боксерски пихает меня в живот.
Я не могу по-другому. Я просто должна поцеловать ее кулак.
— Готова к походу?
— Я уже вчера была готова, — говорит она, когда мы идем к лестнице. Она хватается за перила и спускается, перешагивая через две ступеньки. — Поторопись, — говорит она, когда дверь открывается.
Я хватаю Джаз, чтобы в случае необходимости защитить ее, как вдруг появляются Кейн и Леннон, в сопровождении Квинна, поддерживающего свою мать.
— Нам нужен врач, — говорит он. Живот его матери опустился. Это непостижимо. Именно сегодня.
— Оставайся здесь, — поручаю я Джаз и помогаю миссис Каффри подняться на второй этаж. Она кричит и извивается, когда мы кладем ее на пол.
— Нам кто-нибудь поможет?! — орет Квинн.
— Никого из врачей нет, — говорит один из второсортных с перевязанным глазом.
Синтия Каффри вскрикивает и хватается за живот.
— Я должна тужиться.
Квинн поворачивается ко мне. Он белый как мел.
— Она должна тужиться, — повторяет он.
Читать дальше