Роман Подольный - Легкая рука

Даже великому Липрандо не простили бы такой штучки. (“И это член профсоюза!” — сказал директор.) Если бы на следующий день, за час до намеченного экстренного заседания месткома, тот не вышел на сцену с новым номером. Он воткнул в сцену тросточку, та тут же принялась расти, дала зеленые побеги и вскоре превратилась в развесистое дерево, на кончиках ветвей которого повисли огромные абажурно-оранжевые апельсины. Обрывая плоды, Липрандо начал забрасывать ими зал. Счастливчики и счастливицы под бурные аплодисменты чистили апельсины, отправляя в рот мясистые крупные дольки. Когда последний оранжевый шар был доеден, Липрандо взмахом руки обратил дерево в тросточку, дал сигнал опустить занавес, но тут же спохватился и попросил все-таки вернуть ему для отчета перед бухгалтерией хотя бы кожуру. Хотите — верьте, хотите — нет, но ни клочка ее в зале не нашлось.

На следующий дель билеты в кассе вообще не продавались — все расхватали организации. Но на этот раз дерево засохло на корню, не успев дать апельсины. Потому что позади Липрандо появилось огромное зеркало. (До сих пор неизвестно, где Егоретти взял столько алюминиевой фольги. Впрочем, на то он и фокусник.) А в зеркале никаких чудес видно не было. Смешные жесты смешного человека в смешной одежде…

И тогда на следующий день Липрандо… А впрочем, сколько можно пересказывать подвиги и подвохи? Истинная борьба не знает конца. Как и истинное искусство. А Лариса?

— Я предлагаю разыграть в карты право повести ее на новогодний вечер, — сказал Егоретти.

— В подкидного, — ответил Липрандо.

— …А дальше можно не играть, — сказал Егоретти, когда колода растаяла, и бросил на стол шесть старших козырей.

— Конечно, — ответил Липрандо, показывая ему те же самые карты.

— Это нечестно! В колоде есть только один козырной туз! Оставьте ваши чертовы штучки с гипнозом для сцены!

— Как и вы — свои карточные фокусы.

Стол отъехал в сторону, соперники стояли теперь лицом к лицу, грудь к груди, сверля друг друга глазами.

Потом Липрандо мягко обнял Егоретти за талию, провел к большому креслу и устроил его там поудобнее.

А затем вышел в фойе, где в этот час находились только члены гастрольной группы. Было шумно, и весело, и беспокойно. Но по мере того, как Липрандо проходил через фойе, шум стихал.

Он остановился перед Ларисой, поклонился и пригласил ее на танец.

— Боже мой, — воскликнула она, — да посмотрите же на себя в зеркало!

Голову Липрандо украшала корона из двух десятков карт, а место галстука на шее занял его собственный брючный ремень. Большим мастером все-таки был этот Егоретти!

А Лариса… что спрашивать? Она, разумеется, вышла замуж за рабочего сцены Сидорчука. Сами понимаете.

— Ну и болтушка, — подумал я про соседку. Но в данной ситуации это никак нельзя было назвать недостатком. Потому что до Душанбе от Москвы пять часов лета, а спать в самолете я так и не научился.

К концу полета, наверное, я мог бы написать полную историю олимпийских игр с приложением точных психологических характеристик половины чемпионов мира.

Но вот Лена осторожно оглянулась, потянула меня за рукав пиджака, призывая последовать ее примеру, и прошептала:

— Посмотрите вон туда… третий ряд позади нас, двое мужчин.

Она, может быть, их и видела сквозь спинки кресел — у женщин это бывает, но мне-то пришлось привстать, хотя она тут же заставила меня сесть, возмущенно шепча, что я веду себя неприлично.

Но мужчины действительно заслуживали всяческого внимания. Ровесники, обоим было лет под пятьдесят, они с поразительной четкостью являли собой два противоположных типа конституции организма.

— Левый — Смирнов, Михаил Сергеевич, — шептала мне соседка.

Михаил Сергеевич, безусловно, принадлежал к дыхательному типу. Ромбовидное лицо, крупный нос, длинноватая шея, удлиненная грудная клетка, широкие плечи.

— Правый — Юрий Дмитриевич Росциус.

Лицо — прямоугольное, туловище тоже, могучие бицепсы делают бессмысленными всякие попытки выутюжить рукава пиджака.

— Кто же они?

— Не узнаёте?

Я лихорадочно рылся в памяти. Судя по выражению милого лица Пеночки, я проявил такое невежество, что она могла бы счесть ниже своего достоинства продолжать разговор.

И она действительно замолчала. Но молчать Лена могла не больше тридцати секунд. И я узнал, что это — знаменитые тренеры по прыжкам в высоту, мало того — признанные главы двух соперничающих школ в этом деле.