Сергей Панченко - Апокалипсис

— Вам плохо, мужчина?

— Ничего, не обращайте внимания, трясет немного. Простыл немного или акклиматизация.

Стюардесса принесла плед и укрыла им Сагалевича. В голове ученого проскочила шальная мысль, что если он подцепил заразу от того гриба, про который так самозабвенно рассказывал его коллега. Ученый восстановил в голове весь путь по зданию института трансплантологии и не вспомнил, где он мог подхватить заразу. Оставалась только какая-то европейская респираторная вирусная инфекция. Сагалевичу удалось успокоить себя, и если бы не тремор и излишняя потливость можно было бы сказать, что он совершенно здоров.

Ученый хотел доехать до города на такси, но почувствовал острое желание быть рядом с людьми. Не заметив для самого себя как, он оказался в переполненном автобусе. По дороге из города, добавились дачники с ведрами помидоров и огурцов. Профессор смотрел на людей и не мог понять как ему раньше нравилось одиночество. Сейчас он бы с удовольствием нарезал не один круг в такой приятной компании. Он не замечал, как люди на которых он смотрел отворачивались от него напуганные неприятным взглядом стоячих глаз.

Сагалевич с сожалением вышел на своей остановке. Квартира встретила его унылой пустотой. Он привычно ткнул кнопку включения компьютера и прошел к холодильнику. Это был его привычный маршрут, отработанный годами. Вначале включить компьютер, пройти к холодильнику, взять оттуда что-нибудь вкусное, а затем пару часиков просидеть в интернете. Есть не хотелось совсем, по крайней мере из того, что было в холодильнике. А вид начатой бутылки водки вообще вызвал отвращение, на грани фобии.

Ученый открыл почту. С десяток писем пришло ему за время, что его не было дома. Последнее письмо было от профессора Шенхеля. Сагалевич открыл его и пробежал по тексту, написанному на немецком. Не удалось даже уловить общий смысл написанного. Профессор ткнул в кнопку автоматического переводчика. Ему никогда не нравился выдаваемый ими текст, но своих знаний для нормального перевода не хватало. Текст гласил примерно следующее: «Дорогой коллега, Марк. Прошу тебя внимательно прочитать мое сообщение. Наверняка ты уже почувствовал по состоянию своего здоровья, что болен. Прошу тебя отнестись к этому очень серьезно. Помнишь, твой земляк Владимир потерял трех мертвых мышей. Так вот, они сбежали. Сами. После того как мы посчитали их мертвыми. Готов тебе поклясться, что я их лично убирал в холодильник окоченевшими. Но на камере наблюдения видно, как они выбираются из холодильника. Но дело не в этом, а в том, что мы очень халатно отнеслись к безопасности своих экспериментов. Опасные споры гриба выбрались наружу. Я заражен, Анна заражена, охрана работавшая в тот день тоже заразилась. Мы все чувствовали одни и те же симптомы. Вначале возбуждение, а потом слабость и тремор. Я не знаю, как это проявится у людей, но я уже начинаю замечать изменения в органах чувств. Марк, это очень опасно. Я собрал всех работников в институте и сообщил в Санитарный контроль. Пока они не приехали, мы проводим анализ крови и мочи. Изменения в них колоссальные. Я бы никогда не поверил, что человек может жить с такими анализами, если бы не брал у самого себя. Помни, что до изучения всех сторон этого заражения мы представляем опасность для общества. Я не думаю, что к этой заразе может быть иммунитет. Марк, оставайся дома и никуда не выходи. Наша служба свяжется с вашей и тебя тоже изолируют. Если будешь чувствовать непреодолимое желание выбраться к людям, лучше найди в себе силы и убей себя. Мне очень жаль, что так получилось.»

Сагалевич несколько раз пробежался по тексту. Только раза с десятого до него дошел окончательный смысл написанного текста. Ученый посмотрел время в которое пришло письмо. Полчаса назад. Скоро приедут спецслужбы, чтобы изолировать его. Этого совершенно не хотелось. В душе ученого наоборот появилась такая тяга к социальной активности, которую он не испытывал со студенческой скамьи.

Сагалевич подошел к зеркалу. Неприятный холодок прошел по телу. В зеркале он увидел человека немного похожего на себя. Общими чертами. Лицо усохло, выступили скулы, но главное — глаза. Они вообще не имели взгляда. Если к человеческому взгляду подходило понятие — излучает, то к глазам Сагалевича подходило описание — засасывает. Вместо радужных оболочек и зрачка темные провалы в бесконечность. Ученому самому стало тяжело выдерживать этот неживой взгляд. Вспомнился призыв Шенхеля покончить с собой, если нет сил сдерживаться. Через секундное колебание Сагалевич решил не поддаваться ничьим призывам, а действовать только по своему усмотрению.