Филип Фармер - Многоярусный мир - Создатель Вселенных. Врата мироздания. Личный космос. За стенами Терры.

Он оглядел оставшихся обитателей автобуса. Трое мужчин, игравших в карты, подняли головы, когда он прошел, но ничего не сказали. Его слегка отталкивали их лысые головы, клочки седых волос, расплывшиеся и обрюзгшие черты лиц, глаза в красных прожилках, морщины, двойные подбородки и толстые животы. За двадцать четыре года, прожитые во вселенной Джадавина, он видел не более четырех стариков. Люди там жили тысячу лет, если им удавалось избежать несчастного случая или человекоубийства, и не старели до последней сотни лет. Так долго, правда, удавалось прожить немногим. И потому Кикаха забыл о существовании стариков и старух.

Он испытывал отвращение, хотя и не такое сильное, как Анана. Она-то выросла в мире, где вообще не было физически старых людей, и хотя ей исполнилось уже десять тысяч лет, она до сих пор не жила во вселенных, населенных некрасивыми людьми. Властелины были народом эстетичным и потому выпалывали некрасивых из своего человеческого имущества и давали уцелевшим шанс обладать долгой-предолгой юностью.

По проходу к нему подошел Баум и спросил:

— Ищешь что-нибудь?

— Мне просто любопытно, — ответил Кикаха, — есть ли тут какой-то способ выйти иначе, чем через переднюю дверь?

— В женской раздевалке есть запасной выход, а что?

— Просто люблю знать подобные вещи, — уклончиво произнес Кикаха. Он не видел, с какой стати надо объяснять, что он всегда узнавал, сколько имеется выходов и насколько они доступны. Он открыл двери в обе раздевалки и туалет, а потом изучил запасную дверь, чтобы в случае необходимости суметь открыть ее мгновенно.

Следовавший за ним Баум заметил:

— Нахальства, друг мой, тебе, конечно, не занимать. Разве ты не знаешь, что любопытство сгубило кошку?

— Данной кошке оно сохранило жизнь, — отпарировал Кикаха.

Баум понизил голос и, подойдя поближе к Кикахе, спросил:

— У тебя действительно пунктик по этой цыпочке?

Фраза для Кикахи была новой, но он понял ее без труда.

И ответил:

— Да. А что?

— Очень жаль. Я действительно обалдел от нее. Сам понимаешь, не хочу обидеть, — сказал он, когда Кикаха сузил глаза. — Му-Му настоящая куколка, но немного чудная, ты понимаешь, о чем я. Она говорит, что вы чудики и что в вас есть что-то странное, но мне это нравится. Я хочу сказать, что если тебе нужно немного денег, скажем одна-две тысячи, и ты просто передашь мне, образно говоря, доступ к своей цыпочке... Передашь мне руль, а сам уйдешь немного богаче, ты понимаешь, что я имею в виду...

— Две тысячи! — усмехнулся Кикаха. — Ты, должно быть, очень сильно ее хочешь.

— Две тысячи не растут на денежном дереве, друг мой, но за такую цыпочку...

— Должно быть, твой бизнес очень доходен, если ты можешь выбрасывать такую сумму, — заметил Кикаха.

— Старик, ты шутишь! — Баум, казалось, искренне удивился. — Неужели ты на самом деле никогда не слышал обо мне и моей группе? Мы знамениты! Мы везде бывали, мы тридцать восемь раз попадали в первую десятку, мы выпустили золотую пластинку, мы давали концерты в Чаше! Ты не в струе? И мы снова на пути к Чаше.

— Я долго отсутствовал, — пояснил Кикаха. — А что, если я возьму твои деньги, а Энн не упадет в твои объятия? Знаешь ли, я не могу заставить ее стать твоей женщиной.

Баум, казалось, обиделся.

— Цыпочки предлагают мне себя дюжинами каждую ночь. Я не шучу. Выбор у меня есть. Ты говоришь, что Энн, эта дочь Санта-Клауса, или кто она там, отвергнет меня? Баума, Короля Гномов?

Черты лица Баума не только не отличались красотой и гармонией, но у него были прыщи и кривые зубы. До этого момента интонации Баума оставались просительными, даже заискивающими, но теперь они стали торжествующими и в то же время презрительными:

— Я могу дать тебе тысячу, возможно, Солли, мой агент, сможет дать тебе пятьсот. На остальные я дам тебе чек.

— Рабство! — хмыкнул Кикаха. — Тебе ведь не может быть больше тридцати пяти, верно? И ты можешь вот так разбрасываться деньгами?

Он вспомнил собственную юность во времена Великой Депрессии. Как много ему приходилось работать просто для того, чтобы выжить, и как тяжело приходилось многим другим...

— Ты чудик, — подтвердил свой вывод Баум. — Неужели ты ничего не знаешь? Или ты меня разыгрываешь?

Голос выдавал переполнявшее его презрение. Кикаха ощутил желание рассмеяться ему в лицо, а также врезать по зубам. Но он не сделал ни того, ни другого. А сказал:

— Я возьму пятнадцать сотен. Но прямо сейчас. И если Энн на тебя наплюет, обратно деньги не получишь.