Филип Фармер - Многоярусный мир - Создатель Вселенных. Врата мироздания. Личный космос. За стенами Терры.

Он целился в лошадей и одну за другой быстро свалил двух. Лошади тяжело упали на бок, и никто из всадников не поднялся. Третий рыцарь продолжал, не отклоняясь, скакать, нацелив копье в грудь Кикахе. Стрела прошла сквозь шею лошади. Она упала головой вперед, вскинув копыта над хвостом. Всадник вылетел из седла — в полете он удерживал копье, но бросил его перед тем, как удариться о землю. Он рухнул на мостовую, подогнув ноги и свернувшись в позе зародыша. Сорванный с головы конический шлем стукнулся о камень, подскочил и покатился по улице. Рыцарь скользил по камням боком, срывая плащ, ложившийся позади, словно его отделившаяся тень.

Рыцарь сумел подняться, несмотря на тяжелые доспехи, и вытащил меч. Он открыл рот, чтобы призвать любого, кто мог бы услышать его и прибежать на помощь. Стрела прошла меж зубов и сквозь спинной мозг, и рыцарь рухнул на землю — меч зазвенел по нефриту.

К седлу убитого коня мертвого рыцаря была приторочена серебряная шкатулка. Кикаха попытался открыть ее, но ключ, должно быть, находился где-то под латами рыцаря. Времени искать его у Кикахи не было.

На улице лежали три мертвых коня, убитый им рыцарь и, возможно, еще парочка трупов. На улице было тихо, никто не кричал, поднимая тревогу.

Однако груды тел на дороге могли легко разглядеть с верхних улиц. Кикаха бросил через ограждение лук и колчан и скользнул сам. Меньше чем через минуту он стоял на улице третьего уровня и стучал по толстой деревянной раме окна Клататол. Он стукнул три раза, сосчитал до пяти, постучал два раза, сосчитал до четырех и постучал один раз. В другой руке он держал нож.

Ответа не последовало. Он подождал, сосчитав до шестидесяти, по коду, каким его помнил, а затем снова постучал, как предписывалось. И тут на верхней улице послышались стук копыт и какой-то невнятный шум. Раздались встревоженные голоса и зов рога. На верхней и главной нижней улице вспыхнули факелы. Забили барабаны.

Вдруг ставни распахнулись, и Кикахе пришлось быстро пригнуться, чтобы не получить створкой по лицу. Внутри комнаты царила темнота, но Кикаха сумел разглядеть очертания женского лица и обнаженное тело. В лицо ему хлынул запах чеснока, рыбы, свинины и заплесневелого сыра. Кикаха никогда не понимал, как могут соседствовать красота обработанного нефрита и такое зловоние местных жителей.

В данный момент совокупность ароматов означала Клататол, бывшую одновременно и прекрасной, и страшной. Ее язык был похабным, а характер — горячим, как исландский гейзер.

— Ш-ш! — прошипел Кикаха. — Соседи!

Клататол изрыгнула новый поток кощунственных выражений.

Кикаха рукой зажал ей рот и чуть крутанул голову, чтобы напомнить, что он легко может сломать ей шею. Потом толкнул ее назад так, что она, зашатавшись, упала, и влез в комнату. Закрыв окно и заперев ставни, он повернулся к Клататол. Та встала и, найдя масляную лампу, зажгла ее. В мерцающем свете она подошла, покачивая бедрами, к Кикахе, затем обняла его и принялась целовать лицо, шею и грудь. По ее щекам текли слезы, но шептала она нежные слова.

Кикаха стал целовать ее в ответ, стараясь не обращать внимания, что ее дыхание густо насыщено запахами похожего на смолу вина, заплесневевшего сыра и чеснока, а затем спросил:

— Ты одна?

— Разве я не поклялась оставаться верной тебе? — возмутилась она.

— Да, но я об этом не просил. Это была твоя идея, — он усмехнулся. — Кроме того, как нам обоим хорошо известно, ты не можешь прожить без мужчины больше недели.

Они рассмеялись и прошли в заднюю комнату — квадратную, с потолком, образовывающим купол. Это была ее спальня, а также кабинет, поскольку именно здесь Клататол планировала свои контрабандные операции и распределяла товар. Мебели почти не было, и главным предметом обстановки являлась кровать — широкая низкая рама из дерева с натянутыми поперек кожаными ремнями и наваленными сверху шкурами пум и оленей. Кикаха сразу же улегся на нее. Клататол воскликнула, что он выглядит усталым и голодным. Она пошла на кухню, а Кикаха крикнул ей вслед, чтобы она принесла ему только воды, хлеба и ломтиков сушеного мяса или немного сушеных фруктов, если они у нее есть. Как он ни был голоден, но сыра вынести не смог бы.

Набив рот, он спросил, что она знает о вторжении. Клататол присела к нему на кровать. Она готова была продолжить любовную связь, которую они прервали несколько лет назад, но Кикаха охладил ее пыл. Он сейчас был слишком близок к гибели, чтобы думать о любви.