Н Шитова - Отступник

Уговаривать себя Цьеву было не впервой. А как же еще быть, если в компании людей юный лешак чувствовал себя крайне неуютно?...

Все его существо горячо протестовало и мучилось от необходимости сидеть тут с ними. Совсем другое дело Валя. Его Цьев полюбил давным-давно и втайне гордился тем, что если бы не его расторопность и любопытство, человек неминуемо погиб бы в лесу от змеиного яда. И не было бы в племени малыша Мрона, а у Хранителя не было бы обожаемого им друга. Об этом как-то никто не вспоминал, и Цьеву оставалось тешить свое тщеславие наедине с самим собой. Конечно, он не сильно переживал по этому поводу, зная, что его любят и без всяких заслуг, даже наоборот, вопреки невыносимому своенравному характеру. Цьев знал, что иногда он повинуется первому же порыву и делает непоправимые глупости, за которые ему потом самому же бывает стыдно, но друзья прощали его охотно, и Цьев готов был ради них на все, не делая различия между сородичами и тем единственным человеком, которого Цьев считал своим другом.

Когда после своей страшной трагедии Цьев заболел и возненавидел все вокруг, Валентину тоже досталось. Но Цьев довольно быстро остыл, снова перестал относиться к нему, как к человеку. Это было единственным исключением. Других исключений быть не могло после того, что произошло восемь лет назад в большом овраге.

Цьев не забывал об этом никогда. Иногда за делами и заботами ему просто некогда было думать о прошлом, но когда выдавались часы бездействия, Цьев не знал, куда бы ему запихнуть свои воспоминания.

Цьев завидовал жизни некоторых своих взрослых сородичей, которые выросли, завели семьи, растили детей и не имели особых причин для постоянной тоски или серьезных поводов для тяжелых воспоминаний. Цьеву не повезло. Так уж случилось.

В его голове навсегда поселились страшные картины. Иногда они затаивались на время и подолгу не приходили. Но не было никакой надежды на то, что они когда-нибудь оставят Цьева в покое. Они неминуемо возвращались. Они выматывали, они любили приходить ночами, заставляя лешонка метаться во сне, плача от горя. Чем старше становился Цьев, тем все больше сны его теряли связь с реальной трагедией и становились символичными. Но они не становились от этого легче. Снова и снова повторяясь, ночной кошмар преследовал его неотвратимо, стучась в его израненное сердечко, напоминая о себе всегда и везде.

Одиночество и близость к двум ненавистным людям сделали свое черное дело. Сидя у лесного костра с людьми, Цьев привычно вернулся назад, в прошлое, снова окунаясь в то утро, которое стоило ему и счастья, и детства, и душевного покоя...

... То утро даже началось отвратительно. Цьев изо всех сил пытался быть осторожным. Он прекрасно знал, что ему можно, а что нельзя. Но удержаться от того, чтобы встретить рассвет на реке, он не мог. Сбежав от сестры и отца, он примчался на Нерш...

Он был маленьким, хрупким, но очень шустрым лешонком, и никогда не делал ничего дурного ни лешим, ни людям. Так он, по крайней мере, искренне считал. Но если в отношении людей это было тогда справедливо: он не делал им дурного просто потому, что кроме Валентина не знал близко ни одного человека, то своим сородичам неугомонный малыш, вечно перемазанный сосновой смолой и ягодным соком, доставлял одни хлопоты и переживания. Потому что никто не мог припомнить, чтобы Цьев хоть пару секунд посидел спокойно.

Цьев никогда до конца не верил, что с ним тоже может случиться беда. Да, он позволял себе непослушание, но это были такие мелочи... Цьев был уверен, что он прекрасно знает лес и реку, и поэтому запреты отца - это просто обычная глупость взрослых, чувствующих свою власть над детьми.

В то утро Цьеву предстояло убедиться на себе, что легкомыслия великий Нерш не прощает никому, даже таким милым и потешным лешатам. Так или иначе, но прыткий неслух, в лохматой гриве которого прятались маленькие, но уже крепкие рожки, угодил в водоворот. В один из тех, что вдруг совершенно без причин появляются на Нерше там, где раньше была гладь.

Что толку было твердить малышу про опасность? Отец, Кшан и сестры мозоли на языках натерли, стращая Цьева, да лешонок и сам прекрасно знал, что река может закрутить там, где месяцами была спокойная вода. И все-таки он попал в этот омут, такой крутой и быстрый. Откуда он только взялся?

Поток воды, сильный, властный, легко крутил лешонка, как щепку, подтягивая его к самой воронке. Конечно, малыш перепугался, но не настолько, чтобы не бороться за жизнь. Цьев долго продержался на поверхности и ему даже показалось сначала, что он сможет выплыть. Но это впечатление было обманчиво: омут затягивал его вглубь. Какое-то время мальчику удавалось задерживать дыхание, опускаясь под воду, но потом, слабея и теряя ориентацию, он уже несколько раз хлебнул прохладной и мутноватой воды Нерша.