— Да, — спокойно согласился я. — Ничего не знаю.
Я чувствовал, что через минуту, через долю секунды потеряю сознание. С меня этого и в самом деле было предостаточно.
Молодые люди, обремененные дефектами адаптационных процессов предшествующих поколений. В конце концов они добрались до своего куска пирога. Сколько таких, как они, уцелело в мире? Сто экземпляров? Пятьдесят?
И откуда они взялись? Может быть, их родители никогда не сталкивались с генной инженерией. Или они сами пережили в детстве шок, который прошел, не замеченный опекунами. Случаю было угодно, чтобы они собрались вместе. Может, в каком-нибудь заповеднике, с рюкзаками за спиной и водицей в флягах. Им было хорошо в тишине. Они вбирали ветер полной грудью, глаза устремлялись к зеленой линии горизонта, им казалось, что они глубже проникают в смысл собственного существования, что живут наконец-то полной жизнью. И когда подвернулась возможность провести в тишине то время, что отпущено человеку на дела его, они не колебались ни секунды. Бедняги. Ни одному из них не пришло в голову, что, как бы плохо не выносили они современную цивилизацию, она — одна-единственная свойственная для них среда обитания. Что любая другая окажется в сто, в тысячу раз более скверной. Хотя бы ими и оказались их собственная планета, их родной город, только лишенные движения и акустического фона. Их предки, молодежь времен кризиса цивилизации, курили марихуану. Времена изменились. Адаптация — процесс столь же упорядоченный и управляемый, как и воспитание. А недобитки неприспособленных, юноши и девушки с генетическими отклонениями, наркотизируют себя тишиной. Эти вот сделали из нее нечто наподобие божества или религии, которая вырвалась у них из-под контроля. Точно так же поступали и их предки. Хотя бы, сталкиваясь с силами природы. Творили идолов.
Да. Это лишь тишина.
Я попробовал еще одно.
— А олени? — спросил я чуть ли не шепотом. — Старательно запрограммированные автоматы, обтянутые шкурой? Куда ты их поместишь? Как-то я не заметил, чтобы вы дергали их за веревочки. Не говоря уже об изготовлении. Значит, те же самые клавиши.
— Они — из лома, — проворчал он. — А сделали мы их сами, тут. Всего восемь экземпляров. Ты же замаскировал базу.
— Я?
Да, база была замаскирована. Ее следовало выследить. Первые экземпляры они апробировали на моем предшественнике. Но не учли его впечатлительности. Уничтожил две-три штуки. Осталось ровно столько, чтобы справиться со мной. Они не транжирили свои возможности.
— А почему именно олени? — полюбопытствовал я.
И подумал:
Это голова. С ней обошлись не вполне ласково. Иначе с чего бы я стал задавать такие детские вопросы.
Это должен был быть зверь. Достаточно крупный, чтобы напугать меня, когда тот устраивал видимость атаки. Такой, чтобы обратить в бегство. Куда? На базу. На глазах у любопытствующих, которые не знали, где же ее искать. Какая-либо конструкция или человек с самого начала предупреждают, что я не один. Следствие: я начинаю действовать. Более успешно, чем после визита Гумми. Впрочем, потом им стало не до этих тонкостей. Нужда в них отпала. Наоборот. Решили заманить меня. И так, чтобы я пришел без автоматов.
— Должен признаться, — прошептал я. — Что все довольно стройно укладывается. По крайней мере, до определенного момента.
— Именно, — бросил он. И захохотал. В его голосе опять зазвучали торжествующие ноты. — До того момента, когда мы заменим программу гибернаторов. Так как же звучит пароль?
Я какое-то время шевелил губами. Попытался стиснуть кулаки, но руки потеряли чувствительность. Я почувствовал, что падаю. Земля начала вертеться вокруг меня.
— А вот этого, — выдавил я, — я не скажу тебе никогда…
Ствол у меня за спиной исчез. Я оказался в воздухе. Прорезь между слоями бинта потемнела. Это не было падением, это был полет. Достаточно длительный, чтобы возвращаться было не к чему.
Я шел просекой вверх по склону. Я знал, что следует поторопиться. Решил пуститься бегством до виднеющейся на расстоянии десяти метров ветви, низко повисшей над дорогой как надломленный шлагбаум. До этого такими же пунктами отсчета были стволы буков, поросли папоротника, выступающие из почвы камни.
Я прошел мимо ветви и двигался дальше, шагая ровно и размеренно, как автомат. Боль утихла, теперь я ощущал под черепом лишь тупую, медленную пульсацию. Словно внутри моей головы дышал погибающий от жажды зверь.
Читать дальше