Игорь Пронин - Свидетели Крысолова

Данилова улыбалась. Сморщившись, будто надкусил лимон, Дмитрий опять ухватился за лавку двумя руками. Крысолов, видимо почувствовав неладное, чуть повернулся к ним, извлек из своего инструмента длинную переливчатую трель. Отдернув от Наташи руку, Кривонос посмотрел на музыканта, с его лица мгновенно стерлось осмысленное выражение. Расталкивая сородичей, тильзит прорвался к «мостику» и полез вверх, царапнув когтями руки по куртке Живца.

— Подожди! — Данилова попыталась выскользнуть из-за его спины, но Дмитрий припечатал ее к стене.

— Лучше помоги держать, дура!

— Я должна пойти за ним!

— Ты человек, а не тильзит! Не крыса, Данилова!

Наташа издала какой-то странный, хлюпающий звук.

Живец почему-то решил, что сейчас она повиснет у него на горле, ему уже виделась прорастающая сквозь смуглую кожу шерсть, желтые когти… Отпихнув тильзитов, он снова обернулся к Наташе и увидел, что она просто плачет.

— Ну что еще?!

— Он зовет меня! Во мне его часть, я теперь…

Живец сплюнул и отвернулся. «Вот еще не хватало заботиться об этой дурехе… Возможно, от нее уже ничего не зависит, началось какое-то перерождение, которое не остановить. Правда, Крысолов обещал ей помочь… Но надо думать о себе, о себе! А пока — удержать этот раскачивающийся, отчаянно скрипящий „мостик“ в какой-то иной мир».

Наташа опять попыталась пройти к лавочке. Следовало бы врезать ей рукоятью пистолета, но почему-то Живец все сильнее жалел эту рожденную женщину. Энергии в ней все еще хватает, она одна из самых лучших, самых сильных, вот только скоро перестанет быть человеком. Он чувствовал, как Наташа и боится этого, и хочет, чтобы перерождение в тильзитку произошло поскорее. Она уже не верит в возможность остаться собой и, наверное, не хочет убить ребенка.

— Ты в самом деле хочешь родить тильзита? — Дмитрий решил попытаться помочь. — Хочешь жить с ними, хочешь стать тупой грязной самкой?

— Я не знаю! — Наташа рвалась к «мостику».

— Крысолов может тебе помочь! Просто заставь его! Ты хочешь остаться человеком?

— Я не знаю…

Когда Кривонос и его товарищи навсегда исчезли из города, Наташа обмякла, повисла на спине Живца. Он подумал, что теперь ему придется потребовать от Крысолова и расплаты с Даниловой, просто потому что… Потому что ему этого очень хочется. Играть можно лишь в ту игру, на которую есть силы и желание, выбора больше нет.

— Он не просто так поставил на мне эту метку, понимаешь? Не просто так… — Живец едва мог различать среди шарканья тильзитов и завывания дудочки голос Наташи. — Он меня ждет… Он хотел, чтобы это была именно я. Кривонос не виноват в том, что он тильзит! И наш ребенок — тоже!

— Ты становишься одной из них. Одной из этих грязных, вонючих убийц.

— Ну и пусть!

— Хотя бы подожди еще немного. Крысолов, наверное, будет рад услышать о твоем решении, ему меньше заботы…

Про себя Дмитрий решил все же стукнуть ее по голове сразу, как только сможет отпустить лавку. Множество когтей оставили на пластике глубокие следы, на земле лежали длинные полоски снятой стружки. А ведь надо еще решить наконец, подписывать ли договор, свидетельствовать или нет…

— Уже скоро. — Голос Даниловой стал тверже, она немного успокоилась.

Значит, есть пока слабая надежда. Ей не поздно помочь, но нужно избавиться от тильзита внутри Наташи… Как Крысолов это сделает? Впрочем, методы пришельца Живца интересовали все меньше, последние силы надо сосредоточить на достижении нужных результатов, и только.

— Уже совсем скоро…

Живец снова окинул взглядом толпу и с удивлением обнаружил, что тильзитов осталось не более сотни. Дети, самые маленькие, некоторые на руках у матерей, седой старик, которого — вот так новость! — поддерживали под руки двое охотников. У этого патриарха грязная, редкая борода почти достигала пояса, который он обмотал каким-то длинным шерстяным шарфом, явно домашней вязки. Ни дать ни взять безобидный пенсионер с больной поясницей.

Дудочка действовала на старого тильзита явно не так сильно, как на молодежь, он часто оглядывался назад, будто проверяя, все ли благополучно переправились. Может быть, так оно и было… Наконец последние матери — в данном случае Живцу не хотелось называть их самками — помогли подняться своим детенышам, самым больным и слабым, а потом и сами вползли по лавочке наверх. Следом вскарабкался один из молодых сопровождающих старика, протянул руки седому патрону. Второй подтолкнул его снизу и шустро забрался следом. Как только последний тильзит исчез в черноте квадрата, дудочка смолкла.