Игорь Пронин - Свидетели Крысолова

— И все? — не поверил Живец.

— Конечно, а что же им еще надо? Сейчас передавали по «Антарексу», что не такие уж они и страшные, среди них много больных, детишек показывали… Им только права надо дать, а дальше они сами будут присматривать, чтобы клонирования не было. Один выступал, сказал, что против, что это жестоко, такие эксперименты… Я даже плакала. Выпила немножко…

— Понятно, — кивнул Живец, — Выпейте еще немножко, уважаемая! Скажите, что я разрешил!

Нет, война, развязанная клонами друг против друга, не спасет человечество, как раз наоборот. Дмитрию стало смешно — он забыл, о ком, собственно, рассуждает! Если проигрыш страшнее смерти, если надо успеть победить до того, как природа опомнится и заберет у тебя по ошибке полученную, однажды уже растраченную силу, то итог может быть только один. Вопрос только в том, как скоро возникнет ситуация, когда клон, чья рука окажется на одной из главных кнопок, поймет, что скоро не сможет играть. Он выпустит по врагам все имеющиеся ракеты, Живец в этом не сомневался, потому что и сам поступил бы так же.

— Но у меня нет такого шанса, — сплюнул он на клумбу. — А жаль, мог бы потушить свет, уходя… Отблагодарить за гостеприимство.

Данилова понимала, что спит долго, слишком долго, но сил очнуться не было. Кажется, она переворачивалась на своей лавке, а вокруг ходили люди. Один раз кто-то даже кричал на нее, тряс, угрожал полицией. Но Наташе было не до людей: она смотрела сны.

Тильзиты бродили по улицам, разрывая на части жителей, но их оказалось слишком мало, чтобы огромный мегаполис заметил высосанную каплю крови. Какие-то горожане со странным блеском в глазах начинали свары, отчаянно веселясь, подбивали окружающих на грабежи, и те иногда слушались, с равнодушным видом пролезали за разбитые витрины. Перепуганная полиция палила поверх голов, никак не решаясь применить силу всерьез. Наташе было очень жаль совсем молоденького патрульного, которого толпа разорвала на глазах отступавших к машинам товарищей. Толпой руководили все те же странные люди, кажется, до нее долетело слово «клон». Но зачинщики беспорядков и сами гибли, чаще всего от рук таких же, как они.

Далеко, на окраинах Москвы, от кольца Кордона медленно втягивались на улицы колонны военной техники. У некоторых из офицеров Данилова тоже замечала тот же самый азартный блеск в глазах, они спешили оказаться впереди, там, где можно будет использовать накопленную силу. Она видела, как ракеты разнесли половину жилого дома, из окна которого раздалось несколько очередей. Она видела и стрелка, который сумел спастись и бежал, смахивая с головы остатки опаленных волос. Преступник хохотал от восторга, словно напроказивший ребенок.

Ребенок жил и в Даниловой, он тоже приснился ей. Уже взрослый, с длинной гривой чистых волос, каких не бывало у тильзитов, он шел на охоту, в руке его было копье. Впереди показалась добыча, и Наташа хотела закричать сыну, что не нужно убивать людей, но это оказался зверь. Крупный, покрытый шипами, он поднялся на задние лапы, длинный хвост, словно бич, щелкнул в воздухе. Охотник пригнулся и бросился вперед… Чем кончилась схватка, Наташа не видела.

В пустых городах ветер гонял по улицам мусор, одновременно присыпая его пылью. Пыль превращалась в землю, ее поливали дожди, и земля покрывалась травой. Потом вырастали кусты и деревья, их корни крошили асфальт и бетонные стены. Данилова знала, что люди еще живут где-то на этой земле, но не могла их найти. Они спрятались в норы, им должно было еще надолго хватить электричества и пищи, у них были миллионы фильмов и игр: Сети, главный итог цивилизации, работали надежно. Когда растения окончательно победили города, в них пришли травоядные животные, большинство которых Наташа никогда не видела. Трехрогие пятнистые олени, еще похожие на ослов, но гораздо более крупные твари, покрытые складками толстой кожи, а еще свиньи с необычайно длинными рылами… Это не могла быть Земля, но Данилова узнавала московские улицы. Потом подоспели стаи хищников, среди которых преобладали самые обыкновенные дворняги. Откуда они взялись? Она никогда не видела столько собак… Наконец, по остаткам асфальта заскребли когти кого-то крупного, сильного животного, отдаленно похожего на тигра, но поросшего свисающей до земли шерстью.

Еще собака… Старая, больная псина с раной на лапе приходила в ее сон, лизала руку. Она была печальна, но не скулила, у нее не было сил. Наташа поняла, что собака умирает, и поняла также, что ее хозяин давно уже мертв. Собака печалилась о ком-то другом, но пришла к ней… При чем здесь Данилова? Или дело в какой-то новой части ее сознания, которая родилась там, в тоннелях? Наташе показалось, что собака грустит об убитых стариках, но виноватой в их смерти считает вовсе не Данилову.