Нина Пунтус - Город дождя

– Слышала, у тебя умерла подруга. Сочувствую. Мы не ждали тебя сегодня, но хорошо, что ты здесь – у нас столько работы! – с такими словами меня встретила Дымка, когда я вошла на кухню закусочной с чёрного входа. – Как только переоденешься, смени пепельницы с последних столиков.

Я познакомилась с Дымкой в первый день моего пребывания в этом городе, когда меня привёз сюда Гром, чтобы устроить на работу. Тогда я всё ещё надеялась, что это какой-то безумный сон, но позволяла себе плыть по течению. Она подошла ко мне и произнесла: “Иллюзия, мне сказали, что на тебя напали, и после этого ты ничего не помнишь”, а я спросила у неё, почему они все зовут меня так, ведь у меня есть собственное имя, и, кажется, назвала его. Так странно, что я не могу его теперь вспомнить. Дымка, как и Радуга, считала меня сумасшедшей, безобидной сумасшедшей, с которой можно спокойно работать, остальное её не заботило и ни капельки не интересовало.

Рабочий день подходил к концу, когда к нам зашёл пожилой мужчина с причудливо разукрашенным лицом в яркой белой рубашке и красных штанах, на руках у него также были красные перчатки. Заказ у него принимала Дымка. Вернувшись, она подошла ко мне. Её серые глаза оживленно сияли, чего я никогда прежде не замечала у неё.

– Это балаганщик. На берегу реки сейчас будут давать представление! – воскликнула Дымка. – Нас пригласили! Ты ведь пойдёшь со мной?

Я ещё не решила, по какому следу двигаться дальше, поэтому не видела причин отказываться.

– Хорошо, – согласилась я. – А этот балаганщик сказал откуда он?

Вопрос я задала практически непроизвольно, поскольку это было первое, что интересовало меня, когда я встречала здесь незнакомцев.

– Я не спрашивала, – ответила она, но, думаю, откуда-то издалека. Ты не поверишь, они приехали на лошадях!

Это заинтриговало меня. Вскоре мы сменились и направились вниз по дороге, усеянной осенними листьями, мусором, рекламными листовками, а кое-где и свежими кучками экскрементов. Последнее подтверждало слова Дымки.

– А что это будет за представление? – спросила я, когда мы уже почти дошли до места.

– Не знаю, – отозвалась моя собеседница.

Дымка не очень отличалась болтливостью.

Вот, что нам предстояло увидеть через несколько минут: на берегу реки стоял широкий деревянный балаган, на сцене которого плясали шуты в звенящих красочных колпаках, рыцари, чьи доспехи были из дерева и картона, дамы, украшенные ожерельями и браслетами из фольги; чуть в стороне торговали сладостями и безалкогольными напитками – шипучкой, различными леденцами, карамельными петушками на палочках, мармеладными мишками, марципанами; далее шло огненное представление – факиры, одетые в чёрно-красные одеяния, под арабскую музыку и бурные аплодисменты собравшихся зрителей извергали пламя изо рта, прыгали и крутили в руках зажжённые шесты, искрящиеся веера, рисуя огненные круги, заставляя огонь летать вокруг себя рыжей пламенной птицей, извиваться в танце шипящих саламандр; по всему берегу бродили арлекины и другие узнаваемые маски, кто-то из них играл на лютне, кто-то показывал фокусы; весь берег был наполнен людьми и шумом музыки.

– Это действительно можно назвать настоящим балаганом, – громко сказала Дымка.

Она говорила ещё что-то, но я почти не слышала её. Потом она вообще растворилась в толпе. Я решила взглянуть на пьесу, которая шла на сцене балагана, но, приблизившись и услышав несколько реплик актёров, подумала, что это была плохая идея. Там происходило настоящее безумие.

– Он убил меня! Убил этим деревянным мечом! Я умираю! – корчился на полу какой-то мужчина в жёлтой маске, прижимая руку к невидимой ране. – Как только закроются кулисы, я больше никогда не увижу своей прекрасной Лучинды. А она так хороша, и по-настоящему любит меня, и это несмотря на то, что вся она из картона. О где ты, моя воздушная любовь? Неужели тебя унёс ветер?

Мне надоел весь этот гам, и я спустилась к самой реке: там было спокойнее, хотя людей по-прежнему было не мало. Смеркалось. Прислонившись к берёзе, я долго наблюдала за тем, как с неё, трепеща каждой прожилкой, срываются и падают тонкие вечерние листья, плавно ложась на воду. Одни были подобны заплутавшим кораблям, севшим на мель, другие, которых несло теченье, на выживших в кораблекрушенье, борющихся со стихией и полных надежд, не желающих верить в то, что они все вскоре утонут в холодных водах.

– В том шатре гадают! – услышала я голос Дымки.