Владимир Фирсов: Лицом к лицу

— Вот оно что, — вдруг догадался инженер.

Он с интересом и внезапной теплотой взглянул на стоящего у окна человека, чье имя гремело на весь мир.

После того, как две экспедиции подряд в беспорядке бежали с Венеры, растеряв оборудование и с трудом избежав человеческих жертв, многие специалисты заявили, что бороться с птероящерами невозможно. По Лавров высадился на Змеином плато со своей группой и проработал там четыре месяца, ежедневно отбивая все усиливающиеся атаки птероящеров. Последний бой, снятый на пленку из иллюминаторов ракеты, длился больше шести часов. Федосеев помнил, как поразили его кадры, где Лавров в обуглившемся термоскафандре хладнокровно расстреливал омерзительных огнедышащих гадов. Вокруг него горели скалы, и мелкие языки пламени плясали на его плечах, и раненый товарищ сбивал с него огонь фиолетовой струей огнетушителя, а ящеры все валились и валились из туч.

Теперь герой этого фильма стоял перед ним.

— Мальчик умеет обращаться с кинокамерой? — спросил Федосеев. Лавров кивнул. — Можно поручить ему кинодневник испытаний.

— Игорь буквально бредит космосом, — с подкупающей откровенностью признался Лавров. — Меня это даже пугает иногда. Он знает Марс лучше, чем родную планету. Впрочем, ее он, наверное, совсем не знает, — добавил Лавров огорченно и, спохватившись, замолчал.

Минуту он молча стоял у окна, поглаживая шершавое, некрашеное дерево подоконника. И когда он обернулся, Федосеев увидел лицо уверенного в себе человека, известного всему миру своим хладнокровием и бесстрашием.

— Как действует аппарат на человека? — спросил он. — Я хочу знать, сможем ли мы стрелять.

— На человека oн не действует, — сказал Федосеев и развел руками. — Во всяком случае, обнаружить его действие нам не удалось.

То, что он сказал, было только полуправдой. Серия опытов, поставленная им на себе, не дала ожидаемых результатов. Однако давешний почти тридцатичасовой обморок свидетельствовал, что очень мощное поле все-таки влияет на человека. Но Лаврову знать все это было ни к чему, потому что с таким полем ему встречаться не придется.

Федосеев подошел к Лаврову и положил руку ему на плечо. Позади них слегка приоткрылась дверь, но они не заметили этого.

— Вы можете стрелять сколько душе угодно, — мягко сказал Федосеев. — Но думаю, что делать это вам больше не придется. С таким аппаратом никакой зверь не страшен ни на Земле, ни на Венере.

Ни Лавров, ни Федосеев не подозревали, что Игорь слышал эти слова. Они догадались об этом позднее, когда обнаружилось, что мальчика нигде нет, и аппарат, оставленный Федосеевым на столе, пропал.

Он шел по лесу уже больше трех часов. Из карты, висящей в кабинете Федосеева, он знал, что дорога в Сухую падь лежит прямо на север — туда, куда указывала синяя стрелка наручного компаса. Вернее, дороги не было. Был незнакомый лес, была неизвестная планета, и за каждым деревом притаились свирепые птероящеры.

Прямо впереди, в десяти километрах, находилась избушка лесника. В самолете отец рассказывал Игорю захватывающие истории о том, как лесник долго выслеживает медведей с винтовкой в руках, как стреляет в них усыпляющей пулей и надевает им, спящим, ошейники с крохотным радиопередатчиком. И тогда в избушке на большом экране появляется еще одна светлая точка, и неутомимая антенна, торчащая над резным коньком крыши, день и ночь следит за передвижением зверя, а хитроумные кривые на осциллографах показывают, сыт он или голоден, благодушен или рассержен, спит или гонится за добычей. Отец говорил, что скоро можно будет даже различать по приборам, что медведь ест — обсасывает ли спелую пшеницу или лакомится облепихой на лесной поляне.

Отец всегда рассказывал очень интересно. Когда он возвращался из космоса, и кончался срок карантина, и все отчеты были написаны, он сажал Игоря и маму в самолет, и они улетали к морю, или в небольшое украинское, село, где дома стояли среди цветущих яблонь, или к холодным карельским озерам. Целыми часами отец рассказывал веселые или страшные истории — про пиратские клады, про умных роботов, которые озеленяют Сахару, про грозу морей — «Летучего голландца». Но он никогда не рассказывал Игорю о космосе.

Это было обидно и непонятно. Мальчишки в классе часто узнавали из газет о новых потрясающих приключениях его отца гораздо раньше, чем сам Игорь. Никто не верил ему, что отец совсем не рассказывает о себе. «Ведь журналистам рассказывает», — возражали товарищи и считали, что Лавров-младший задается. Отец появлялся дома нечасто, потому что космические полеты длятся много месяцев подряд. Приезды отца были лишь эпизодами в жизни мальчика. И воспоминания об этом тоже были отрывочными. Игорь учился в первом классе, когда отец улетел на Марс. Вернулся он как раз к концу занятий во втором классе, и они провели вместе прекрасное лето. Затем отец полгода пропадал где-то в поясе астероидов и чуть совсем не пропал там, потому что корабль потерпел аварию. Все говорили, он выбрался оттуда чудом. Но Игорь знал, что чудес не бывает и спасло отца не чудо, а найденный им ледяной астероид, из которого удалось добыть водород для двигателей. Потом было путешествие на Венеру.