Андрей Жвалевский - Те, которые

Я пока мало что понимаю, хотя мне все время что-то объясняют: как люди бегают, играют, разговаривают языками. У старших есть единственная игра – все объяснять младшим. Хотя есть и такие старшие, которые ничего не делают. Совсем ничего. Моя старшая подружка – Натали – говорит: «Они так устали от всего этого, что уже ничего не хотят». Другие рассказывают какую-то ерунду. Это сумасшедшие. Есть еще какие-то «мечтатели». Они собираются в группы и что-то все время придумывают. Натали меня к мечтателям не пускает, чтобы я «зря не обнадеживалась».

Я мечтателям немного завидую, потому что они заняты делом. По крайней мере, они всегда куда-то спешат, часто друг с другом спорят, и иногда очень сердито. Когда Натали меня научит всему, я обязательно попрошу мечтателей, чтобы они меня обнадежили. Пусть даже это будет зря.

Сегодня я задумалась – а откуда Натали узнала все то, что рассказывает мне? Может, и нет никакого другого мира? Может, мне только кажется, что я была когда-то внутри мамы? А мамы на самом деле и нет? Я спросила Натали, она ответила, что ей рассказали другие старшие. Но ведь старшие тоже должны были откуда-то узнать. А откуда? Мы все попадаем сюда совсем глупыми, ничего почти не помним, так откуда же нам знать про большой мир? Про мам? Про смерть и рождение?

Натали сначала рассердилась на меня и приказала не говорить глупости. Тогда я пригрозила, что найду себе другую старшую подругу. Натали сразу испугалась. Старших очень много, новеньких не хватает. Поэтому Натали после моей угрозы перестала на меня кричать. Наоборот, стала ласковой и внимательной. Она пообещала, что скоро все мне расскажет, но пока придется немного потерпеть.

Мне стало ее жалко, и я оставила Натали своей старшей подругой. Она очень обрадовалась, и долго рассказывала мне всякие красивые вещи. Например, про цвета. Я уже знаю, что в большом мире есть цвета, которые позволяют людям видеть друг друга и всякое разное. Я, правда, не совсем понимаю, что такое «видеть», но все равно приятно слушать про радугу, в которой «цвета незаметно меняют друг друга». Или про солнце, которое «такое яркое, что на него невозможно смотреть, но зато оно дает тепло». Что такое «тепло», я помню. У мамы внутри было тепло, а потом меня схватило что-то холодное и твердое («Щипцы», – назвала это Натали) и вытащило меня из мамы. И я оказалась там, где я теперь.

Раз от солнца тепло, значит, оно похоже на маму. Натали рассмеялась, но согласилась со мной. Еще она рассказала, что очень красиво, когда солнце появляется или прячется. Тогда оно очень большое и красное. Натали постаралась очень понятно мне объяснить – и я вдруг поняла, что знаю, как видеть! Когда эти… щипцы меня выволокли наружу, я видела что-то яркое и, как теперь понимаю, красное.

Натали подробно меня расспросила и назвала это красное словом «кровь».

Я подумала и решила, что не хотела бы смотреть на солнце, когда оно появляется или прячется, раз оно похоже на кровь. Но Натали со мной не согласилась. По ее словам, красный цвет бывает разным, и иногда он очень приятен. Например, в животе у мамы вокруг тоже был красный цвет, только не яркий, а темный.

Мне остается только верить, что Натали говорит правду. Я попросила пока не рассказывать мне ничего нового. Я хотела вспомнить другие цвета, которые видела. У меня ничего толком не получилось. Везде была только красная-красная кровь.

Мне стало очень плохо. Натали поняла это и научила меня плакать. Мне, и правда, полегчало. Хотя Натали говорит, что живым плакать интереснее, у них при этом текут слезы.

Мы поплакали еще немного.

Я знаю уже много. Натали отлично все мне объясняет, кроме того, откуда мы узнаем про большой мир. Я пока не настаиваю. Иногда прошу Натали дать мне время, чтобы обдумать то, что она рассказывает. И чем больше думаю, тем больше ненавижу маму.

Я даже не заметила, когда она началась – моя ненависть. Сначала мама была для меня просто воспоминанием. Приятным воспоминанием. Мама – это тепло и уютно. Но теперь я понимаю, что она – мой злейший враг. Если бы не она, мне не пришлось бы вечно торчать в этом странном месте. Не пришлось бы мучиться от тоски… Ну, пока я не мучаюсь, но вижу, как другие страдают – значит, и мне скоро придется.

Это очень обидно. За что меня так? Я ведь ничего плохого не сделала. Даже не думала ничего плохого.

Ненавижу ее.

Я рассказала о своей ненависти Натали. Спросила, хорошо ли это. Она впервые ничего определенного мне не ответила. Сказала, что каждый сам для себя решает – ненавидеть свою маму или любить.