Эрик Фрэнк Рассел - Миг возмездия. Невидимый спаситель. Загадка планеты гандов. Сквозь дремучий ад

Начальник полиции Корбетт нашел, наконец, того, кого искал, на верхнем этаже битком набитой Центральной Больницы. По словам раненого, получалось, что из трех тысяч уцелевших, извлеченных из-под развалин Сильвер Сити, он единственный работал на заводе Национальной Фотографической Компании.

Пострадавшего забинтовали с ног до головы — даже глаз не было видно, открытым оставался только рот. Острый запах дубильной кислоты стоял в палате, свидетельствуя о том, что несчастный получил обширные ожоги. Грэхем присел с одной стороны койки, с другой устроился Корбетт.

— Не больше пяти минут! — предупредила усталая сиделка. — Он очень слаб, но может продержаться, если дать ему полный покой.

Приблизив губы к закрытому повязкой уху страдальца, Грэхем спросил:

— Что ж все-таки взорвалось?

— Резервуары, — послышался едва различимый шепот.

— Нитрат серебра? — Грэхем постарался казаться недоверчивым.

— Да.

— Как вы объясните это?

— Никак. — Раненый провел распухшим языком, бледным и пересохшим, по марлевой бахроме, окаймлявшей губы.

— Где вы работали? — тихо спросил Грэхем.

— В лаборатории.

— Занимались исследованиями?

— Да.

Грэхем многозначительно посмотрел на Корбетта, внимательно вслушивавшегося в разговор, потом опять обратился к человеку на койке:

— И над чем работали, когда случилось несчастье?

Ответа не последовало. Рот плотно сжался, дыхание стало вовсе неслышным. Встревоженный Корбетт вызвал сиделку.

Девушка примчалась и захлопотала над пациентом.

— Все в порядке. У вас еще две минуты. — Она тотчас убежала. Лицо ее было бледным и осунувшимся от долгого дежурства.

Грэхем повторил вопрос — и вновь не получил ответа. Нахмурившись, он дал Корбетту знак вмешаться в разговор.

— Я Корбетт, начальник полиции в Бойзе, — сурово изрек тот. — А допрашивающий вас человек — офицер американской разведки. При вчерашнем взрыве погибло свыше тридцати тысяч человек, а немногим уцелевшим досталось не меньше вашего. Выяснить причину трагедии куда важнее, чем уберечь интересы и производственные тайны ваших нанимателей. Пожалуйста, не упрямьтесь.

Плотно сжатые губы не размыкались.

— Если вы не заговорите… — угрожающе начал Корбетт.

Знаком велев ему замолчать, Грэхем приблизил губы к уху бедняги и негромко сказал:

— Доктор Бич разрешил вам излагать все, что знаете.

— Бич? — воскликнул забинтованный кокон. — Да ведь он же и запретил мне…

— Он запретил? — ошеломленно спросил Грэхем. — Но когда? Что же получается — доктор Бич заходил сюда?

— Часом раньше вас, — тихо вымолвил собеседник.

Грэхем еле удержался от вопля: “Значит, жив!” — не вовремя овладел собою и доверительно произнес:

— Час — весьма долгий срок, за час меняется многое. Говорите безо всяких опасений.

Спеленутая фигура на постели слабо шевельнулась.

— Третьего дня мы получили новую эмульсию — неохотно признался раненый. — Работали над нею три месяца под началом Бича. Как проклятые работали, в три смены, день и ночь. Нас торопили так, будто каждая секунда промедления обходилась кому-то в тысячи долларов. Бич отступать не собирался. Одинокому экспериментатору понадобилось бы лет десять, чтобы разработать подобный состав, — а нас было шестьдесят, и все средства компании к нашим услугам. И вот, в среду утром, Уайман получил эмульсию. Да, утром, в среду, — но мы не были окончательно убеждены, что получили требуемое, пока не испытали состава — прямо перед взрывом.

— Что это было? Как испытывали? — не унимался Грэхем.

— Фотографическая эмульсия, чувствительная к излучениям далеко за пределами инфракрасного диапазона, — куда более чувствительная, чем все ныне существующие, какие нам удалось раздобыть. Бич утверждает, будто подобная эмульсия должна выявлять невидимые предметы — неопознанные объекты, — наподобие небольших солнц, а зачем — понятия не имею. Никто не имел.

Мы использовали состав Уаймана, провели обычную экспозицию — и действительно получили негативы, на которых запечатлелись штуки, схожие с мелкими светилами.

— А дальше, дальше? — торопил Грэхем.

— Мы с любопытством разглядывали их, а потом долго судачили. Эти солнца — шарики, испускающие невидимое излучение. Три или четыре парили над крышей экстракционного цеха номер четыре. Почему-то, не могу объяснить, почему, всеми нами овладело сильнейшее волнение, тревога — люди просто не находили себе места. Как только убедились в успехе испытаний, Уайман позвонил Бичу — доктор оставался дома. И посередине их разговора — тарарах! — все взлетело в воздух.