Эрик Фрэнк Рассел - Миг возмездия. Невидимый спаситель. Загадка планеты гандов. Сквозь дремучий ад

Неподалеку из-за пирамиды искореженных балок возник человек, медленно, с трудом, прихрамывая, начал обходить воронки, одолевать чудовищные завалы, и наконец, пошатываясь, приблизился к застывшей в ожидании паре.

Это был мужчина. Драные лохмотья облепляли его израненные ноги. Когда он подковылял, обозначилась кровавая, грязная маска, из которой взирали полубезумные глаза.

— Никого не осталось! — выкрикнул пришелец, махнув дрожащей рукой в сторону, от которой двигался. — Никого! — Он хихикнул. — Никого, только я! И еще жалкая горстка угодных Всевышнему. — Скорчившись на земле, он поднял воспаленные глаза к небу и забормотал так тихо, что невозможно было разобрать ни слова. Сквозь лохмотья на левом бедре сочилась кровь.

— Внемлите! — воззвал он внезапно, и приложил к уху дрожащую руку. — Гавриил вострубил в трубу, и даже певчие птахи умолкли. — Он опять хихикнул. — Ни единой не слыхать. Все низверглись наземь из поднебесья! Дождем падали. — Раскачиваясь взад 1вперед, он продолжал бормотать уже нечленораздельно.

Летчик отправился к своей машине и возвратился с фляжкой. Мужчина взял ее и принялся глотать крепкое бренди словно воду. Задыхался — и пил опять. Опорожнив флягу, он вернул ее владельцу и возобновил монотонное покачивание. Однако в глазах его понемногу затеплился проблеск разума.

С усилием поднявшись на ноги, мужчина посмотрел на собеседников и молвил почти обычным голосом:

— У меня была жена и двое ребятишек. Отличная жена, и ребятишки тоже — дай Бог каждому! И где они теперь? — Глаза его снова помутнели, вопрошающий взгляд метался от Грэхема к летчику, словно моля ответить, но ответа не последовало.

— Не отчаивайтесь, — попытался утешить незнакомца Грэхем. — Сперва нужно все разузнать.

— Расскажите, что случилось, — попросил пилот.

— Я работал на Авеню Бора, закреплял на трубе защитный колпак. И только потянулся за куском проволоки — все вокруг полетело в тартарары. Сорвало меня с места, понесло по воздуху, оземь швырнуло. Поднимаюсь — а город будто корова языком слизала. — Он закрыл глаза ладонями и на время застыл. — Ни улиц, ни зданий. И моего дома нету — ни жены, ни детишек… И только мертвые птицы падают с неба!

— Что могло случиться? — спросил Грэхем.

— Что? — яростно выкрикнул мужчина. — Да Национальная же Фотографическая, будь она трижды проклята! Все выгадывали свои лишние десять центов! Выгадают — а дальше хоть трава не расти! Будь они прокляты, вместе и врозь, душой и телом, отныне и вовеки!

— Хотите сказать, взорвалось что-то на территории завода? — осторожно прервал Грэхем его неистовую тираду.

— Ну конечно! Рвануло резервуары! Их целая батареища стояла — и в каждом по миллиону галлонов — нитрат серебра! Взорвались разом — и всех отправили прямехонько в преисподнюю. Кто позволил хранить эту пакость посреди города? По какому праву? Кто за все ответит? Да вздернуть их — и то мало будет. Разве только вздернуть повыше, чем город взлетел! — Он зло сплюнул, вытер вспухшие губы. Лицо кривилось жаждой убийства: — Подумайте! Мирные дома, счастливые семьи — все погубили, все, проклятые, стерли напрочь!

— Но… нитрат серебра в растворе не взрывается так страшно.

— Ах, не взрывается, господин хороший? — с нескрываемой издевкой переспросил страдалец. — Тогда оглянитесь, оглянитесь-ка! — Он широко повел рукой.

Слушатели оглянулись. Крыть было нечем.

По шоссе из Бойза приближались первые машины. За ними последуют еще, и еще, целую неделю будут сновать взад и вперед нескончаемые автомобильные колонны. Загудел самолет, и еще один, и еще… В полумиле от города опускался автожир. За ним торопились приземлиться два вертолета скорой помощи.

Тысячи ног уже вышагивали по огромному полю смерти, тысячи голов забыли думать о возможных причинах трагедии, тысячи сердец бросали вызов опасности. Тысячи рук осторожно и проворно разбирали завалы, откапывая изувеченных, но пока живых. Спеша спасти еле теплящиеся, кричащие о помощи людские Жизни, пришельцы не думали о том, что, возможно, взбесившиеся атомы сеют вокруг невидимую смерть, а лютая радиация пронзает каждое тело незримыми убийственными иглами.

Экипажи скорой помощи прибывали отовсюду — мчались на колесах и на крыльях, в машинах специальных и оборудованных на скорую руку; прибывали — и уносились прочь, чтобы возвратиться снова и снова. Добровольцы с носилками протоптали широкую тропу, на месте которой много времени спустя пролегла улица Милосердия. В нескольких сотнях футов над землей на спешно нанятых геликоптерах сновали и кружили журналисты. Их телевизионные камеры созерцали творившийся внизу кошмар, их бойкие языки сопровождали передачу потоками высокопарных эпитетов, не могших передать и десятой части той неприкрашенной правды, что являлась миру со ста миллионов экранов.