— Понятно.
— Пары моточков никто не хватится, — продолжал собеседник, — но если поднимется паника, проволока начнет исчезать в огромных количествах. И тогда не миновать неприятностей. Я вовсе не хочу давать повода для обыска.
— То есть ты хочешь сказать, что именно сейчас твои товарищи не могут рисковать, подвергая себя тщательному обыску. — Ригелианин шарахнулся, как испуганный конь.
— Я тебе этого не говорил.
— Но я — то не хуже других знаю, сколько будет дважды два. — Лиминг ободряюще подмигнул собеседнику. — А еще я умею держать язык за зубами.
Он проводил взглядом уходящего ригелианина. Потом осмотрел двор в надежде найти еще какие-нибудь деревяшки, но безуспешно. Ну и ладно. Не в них дело. В крайнем случае он обойдется.
Послеобеденное время он посвятил упражнениям в языке и сумел сосредоточиться на учебе без всяких помех. В тюремной жизни есть одно, пожалуй единственное преимущество: можно заняться самообразованием. Когда дневной свет начал тускнеть и сквозь решетку засияли первые бледные звезды, он стал так колотить в дверь, что грохот разнесся по всему зданию.
Топот бегущих ног. Глазок открылся. За дверью был все тот же Марсин.
— А, это ты, фаплап! — приветствовал его Лиминг. Он презрительно фыркнул. — Ты, конечно, уже проговорился. Наябедничал офицеру, чтобы выслужиться. — Он выпрямился во весь рост. — Что ж, мне тебя жаль. Я бы сто раз предпочел оказаться на своем месте, чем на твоем.
— Тебе жаль? Меня? — Марсин заволновался. — Это еще почему?
— Потому что тебе несдобровать.
— Мне?
— Кому же еще? Не сразу, если тебе от этого легче. Сначала подождешь, помучаешься. А уж затем получишь сполна. Можешь, конечно, мне не верить. Поживешь — увидишь.
— Я просто выполнил свой долг, — чуть ли не извиняясь, оправдывался Марсин.
— Это тебе зачтется, — утешил его Лиминг. — За все получишь по заслугам.
— Не понимаю, — заныл Марсин, предчувствуя беду.
— Поймешь — не обрадуешься. И те грязные фаплапы, которые лупили меня во дворе, — тоже. Можешь передать, что наказание для них уже определено.
— Я не должен с тобой разговаривать, — сказал Марсин, смутно понимая, что чем дольше он стоит возле глазка, тем сильнее к нему прилипает. — Мне пора идти.
— Иди. Только мне кое-что нужно.
— Что?
— Мне нужен мой бопамагилви. Это та штука, которую забрал офицер.
— Ты ее не получишь без разрешения коменданта. А его нет, и не будет до завтрашнего утра.
— А мне-то что. Мне он нужен сейчас.
— Сейчас нельзя.
— Ну и ладно. — Лиминг небрежно махнул рукой. — Сделаю еще один.
— Не положено, — крайне неуверенно напомнил Марсин.
— Ха–ха! — ответил Лиминг.
Когда совсем стемнело, он достал из-под скамьи проволоку и смастерил вторую штуковину — точную копию первой. Ему дважды мешали, но никто ничего не заподозрил.
Окончив работу, он приставил скамью к стенке и влез на нее. Вынув из кармана новый моток проволоки, Лиминг крепко привязал один конец к среднему пруту решетки, а сам моток подвесил за окном. Разведя слюной пыль, он тщательно замазал блестящую поверхность проволочного кольца. Теперь заметить его можно было только уткнувшись в решетку носом. Затем он спустился на пол и поставил скамью на место. Окошко находилось так высоко, что нижняя часть решетки не была видна снизу.
Подойдя к двери, Лиминг прислушался и, выбрав подходящий момент, спросил:
— Ты слышишь?
Когда появился свет и глазок открылся, он почувствовал, что за дверью собралась целая толпа охранников, а глаз в отверстии принадлежит вовсе не Марсину.
С головой уйдя в свое занятие, он начал медленно и осторожно поворачивать петлю, одновременно спрашивая:
— Ты меня слышишь? Слышишь?
Повернув устройство градусов на сорок, он остановился, придал голосу выражение нескрываемого восторга и воскликнул:
— Наконец-то, ты здесь! Лучше держись поблизости, чтобы можно было поговорить нормально, а не вызывать через спираль.
Потом замолчал, изобразив на лице внимание. Глаз в отверстии раскрылся шире, затем исчез и сменился другим.
— Договорились, — сказал Лиминг, устроившись поудобнее, словно для долгой болтовни. — При первой же возможности я тебе их покажу, а ты уж делай с ними все, что хочешь. Давай-ка перейдем на свой язык. А то вокруг слишком много любопытных.
Набрав побольше воздуха в легкие, он стремительно затараторил без остановки: отверзлась ткань, и в тот же миг растрескался зеркальный лик. Сбылось проклятье — взвился крик владычицы.
Читать дальше