Гоар Маркосян-Каспер - Все зависит от тебя

Поиск длился долго, Патрик не всегда находил следующий ход сразу, иногда ошибался, возвращался назад и начинал нащупывать путь снова. Маран нетерпения не проявлял, сидел молча, как и Кнеуфи, следивший за действиями Патрика неотрывно, но издалека, не задавая никаких вопросов. Часа через полтора Патрик попросил чего-нибудь поесть, и Дан пошел наверх, электронный зал находился в подземелье, точно таком же, как в других городах, с транспортными дорожками, часть которых, правда, наиболее медленная, даже работала, крайняя полоса лениво проползла мимо Дана в направлении, противоположном тому, какого он держался… с дорожками, со стенами, без сомнения, скрывавшими работающие и неработающие производства, так, по всяком случае, подсказывала логика, посмотреть они еще ничего не успели, было не до того. На одном из флайеров Мит и Санта отправились проверять качество воды в ближайшем из немногочисленных водоемов, до которого, впрочем, было не так и близко, почти пятьсот километров, но второй флайер стоял на площади незапертый, со всем своим грузом. Еда и вода, которые они прихватили с собой, возвращаясь из недавней поездки, лежали нетронутые, Дан невольно подумал, что на Земле это вряд ли было бы возможно. Чтобы умиравшие от жажды люди дали воде дождаться своих владельцев?.. Он покопался в наспех собранных предметах, выбрал контейнер с едой, взял две бутылки воды, пакет с посудой и пошел обратно.

Войдя в зал, он увидел зрелище не менее удивительное, чем драматичное. Кнеуфи, который был до сих пор столь спокоен и сдержан, плакал. Он даже не пытался прикрыть ладонями лицо, по которому текли самые настоящие слезы, лишь перебрался с прежнего места подле Марана в дальний угол зала и сидел, неестественно выпрямившись и вцепившись руками в сидение своего кресла. Маран не пробовал его утешить, не только не порывался встать и подойти, но и не смотрел в его сторону, а хмуро разглядывал экран, что касается Патрика, тот вовсе ничего вокруг не замечал.

— Что случилось? — тихо спросил Дан, садясь рядом с Мараном.

— Среди умерших одна из женщин его… Назовем это семьей.

— Назовем?

— Они пользуются другим словом. Дейул. Но, в сущности, это своего рода семья. В дейуле Кнеуфи было девять человек. Пятеро мужчин и четыре женщины. Теперь три.

— Девять?! То есть… Значит, дело действительно обстоит таким образом? Мы не ошиблись?

— А ты надеялся, что мы ошибаемся? — Маран усмехнулся. — Ей-богу, Дан, я никогда не встречал второго, столь целомудренного человека.

Дан насупился.

— Что ты обижаешься? В этом нет ничего плохого. Люди устроены по-разному, в том-то и прелесть.

— Но ты ведь и сам не стал бы… так, как они…

— Не стал бы, — согласился Маран.

— Вот видишь!

— Ничего не вижу. Это все относительно. Ты ведь знаешь, мне никогда не приходило в голову подсчитывать женщин, с которыми мне довелось иметь дело. Но возьмись я за это, счет шел бы на сотни. А бедняга Кнеуфи познал за всю свою жизнь лишь этих четверых, так, по крайней мере, я понял из его бормотания. Но с другой стороны, я вовсе не считаю себя каким-нибудь Казановой. Собственно, и ты, по-моему, не думаешь, что бакны — народ развратный.

— Нет, — сказал Дан. — В сущности, и ты — человек в определенной мере целомудренный.

Он думал пошутить, но Маран ответил серьезно:

— Может и так. Я всего лишь следую традициям общества, в котором родился и вырос. Как и Кнеуфи. Да и твой образ жизни хотя и не типичен, но каким-то из ваших обычаев не противоречит.

— Есть хочешь? — спросил Дан, чтобы переменить тему.

— Нет, спасибо. Накорми лучше Патрика.

Дан вскрыл контейнер, переложил на тарелку несколько горячих бутербродов и отнес Патрику вместе со стаканом воды. Потом пошел со вторым стаканом к Кнеуфи, который сначала посмотрел непонимающе, потом помотал головой, но в итоге взял стакан и выпил. От еды он, правда, отказался, и Дан, вернувшись к Марану, сел рядом и тоже взял бутерброд.

Маран был по-прежнему хмур.

— Никак не могу ни на что решиться, — сказал он Дану, чрезвычайно удивив его этим признанием, ничего подобного от Марана он никогда не слышал. — Ошибиться было бы слишком страшно. Ты представляешь себе цену такой ошибки? Принять неверное решение означает поставить точку в существовании старейшей разумной расы нашей части Галактики, — произнес он медленно, отделяя слова друг от друга короткими паузами. И добавил обыкновенным тоном: — Так напишут в газетах. А говоря нормальным языком, это значит погубить почти две тысячи человек. С одной стороны, мне, конечно, хотелось бы выйти из этого положения самостоятельно. С другой, у нас есть астролет. Можно просить о помощи Землю. Если этого не сделать или сделать с опозданием…