Гоар Маркосян-Каспер - Забудь о прошлом

Маран уже стоял у ворот с Летом, Навером и Митом.

— Дан, — крикнул он, когда Дан повернулся в его сторону. — Иди в машину. Уезжаем.

— Один вопрос, — взмолился латанец, подойдя вместе с Даном. — Один! Почему они хотели тебя убрать? Именно сейчас.

— Я вернулся с землянами. И во мне увидели конкурента. Не эти, конечно.

— Но ты конкурент или нет?

— Нет. Пока правит Лига, нет, потому что я и Лига несовместимы. Если Лига уйдет, тоже нет, потому что бакны мне больше не доверяют. Я для них предатель. Все. Парни, я уезжаю. Лет, распоряжайся тут. А когда увидимся?

— Приезжайте все в Вагру. Вечером, — сказал Лет.

— В Вагру?

— А почему нет? Маран, ты еще не видел мою жену.

— А ты мою, — сказал Маран и, не оставляя времени для вопросов, добавил: — Ладно, вечером в шестнадцать в Вагре. В четырнадцать у Малого дворца. Встретимся и поедем. Я повезу. И найдите мне Санту. Дан, бегом.

Они добежали до машины и сели в нее в тот момент, когда разом три или четыре мобиля подъехали к воротам кладбища.

— Дан, иди за руль, — попросил Маран. — Он поменялся с Даном местами, откинулся на спинку сидения и закрыл глаза.

Маран так и просидел всю дорогу, закрыв глаза, Поэт упорно молчал, и Дан был рад, что не надо ничего говорить, он чувствовал безмерную усталость, словно целый день таскал какие-нибудь тяжести. Молча же он заехал на скоропалительно сооруженную стоянку позади Малого дворца, вылез, отдал Марану ключи и пошел вперед. Маран и Поэт, так и не обменявшись ни единым словом, шагали чуть сзади. И только уже поднявшись по лестнице на второй этаж, где находились отведенные им апартаменты, Маран сказал:

— Забавная получается история. Раньше, попадая во всякие переделки, я всегда загадывал: если пуля, пусть в сердце или в голову, чтобы сразу, ведь ранят, значит возьмут и… А теперь я шел по этой насыпи и думал: только б не в сердце и не в голову.

— Что так? — спросил Поэт иронически.

— Да привык уже. К братьям по разуму. Знал, если не на месте, то вытянут. И потом, пуля в голову — зрелище малоприятное. Особенно для женщины.

— Как тебе не стыдно, — сказал Поэт с неожиданной яростью. — Лицемер! Если б ты заботился об этой бедной девочке, ты не стал бы устраивать такие… такие… — он не нашел подходящего слова и крикнул: — Видеть тебя после этого не хочу! — Потом повернулся на каблуках, пошел к своей двери и исчез за ней.

Маран посмотрел ему вслед, но не двинулся.

— Где у него видеосвязь? — спросил он.

— Пойдем покажу.

У пульта никого не было, Дан вызвал станцию и, не спрашивая Марана, попросил Наи. Та, видимо, сидела наготове, она возникла мгновенно, настолько быстро, что Дан не успел отодвинуться и попал на экран вместо Марана. Он сразу отскочил, но тех секунд, когда он заслонял Марана, оказалось достаточно, в глазах Наи мелькнул такой ужас, что потрясенный, он выругал про себя Марана последними словами.

Они долго молчали, глядя друг на друга, потом Маран сказал:

— Все в порядке, девочка. Скоро увидимся.

— Ты не ранен? — спросила она тихо.

— С чего бы это? Конечно, нет.

Она еще минуту молчала, потом из ее глаз хлынули слезы, и она сразу отключилась.

Маран вздохнул.

— Будешь говорить с Никой?

— Потом, — сказал Дан. — Не сейчас.

— Тогда пошли.

— Мучитель, — выйдя в коридор, буркнул Дан сердито. — Ника убеждала меня, что тебя трудно любить, я еще спорил. А теперь вижу: ох, трудно! Сколько вы вместе — два месяца? И уже рыдания. А я, если хочешь знать, за десять лет ни разу не доводил Нику до слез… Неужели ты думал, что если не будешь с ней говорить, она не догадается, что ты влез в опасное дело? Сам ведь сказал, что она тебе впору. Как же тогда она могла не догадаться?

— По-твоему, — возразил Маран, — я должен был сказать: дорогая, я решил для разнообразия сыграть роль сыра в мышеловке, а ты, чтобы не скучать, сядь за компьютер и посчитай, в каком проценте случаев мышь успевает схватить сыр, в каком нет?

Дан не ответил, и Маран вдруг изменил тон.

— Вообще-то ты прав, дружище. И самое печальное, что я больше думал о себе. Понимаешь, когда на тебя так смотрят, начинаешь воображать о себе бог знает что. И сразу превращаешься в какую-то жидкую кашу. Я, мол, и так хорош, чего еще стараться. Пропадает всякая охота…

— Совершать подвиги? — усмехнулся Дан.

— Если бы! Нет. Охота делать грязную работу. Я ведь сегодня все утро праздновал труса, Дан. Валялся и искал повод увильнуть.

— Но не нашел.

— Нет. — Он вздохнул. — Бездарный у меня сегодня выдался день. Сначала я разочаровался в себе сам, потом разочаровал других. Расстроил и обидел дорогих мне людей — Наи, Мита, Поэта, тебя…