Роберт Силверберг - Пассажиры

Глаза у нее покрасневшие. В эти трое суток спать ей пришлось немного.

Я говорю: - Вам было очень неприятно?

-Что?

- С Пассажиром.

Судорога пробежала по ее лицу.

- Откуда вы знаете, что у меня был Пассажир?

- Знаю.

- Об этом не принято говорить.

- У меня широкие взгляды, - говорю я. - Мой Пассажир оставил меня где-то ночью. А оседлали меня в среду утром.

- Мой исчез два часа назад. - Ее щеки розовеют. Ей явно хочется поговорить об этом. - Меня накрыло вечером в понедельник. У меня это пятый раз. У меня тоже.

Мы вертим в пальцах стаканы. Понимание нарастает почти без .помощи слов. Наше недавнее переживание с Пассажиром сближает нас, хотя Хелен не знает, насколько близки наши переживания.

Мы говорим. Она художник, оформляет витрины. У нее маленькая квартира в нескольких кварталах отсюда. Живет одна. Спрашивает меня, чем занимаюсь я.

- Аналитик, ищу способы обезопасить бизнес от потерь, - отвечаю я. Она улыбается. Зубы у нее безупречные.

Мы заказываем еще. Теперь я убежден, что эта та же самая девушка, что была в моей комнате, пока я был захвачен.

Зерно веры прорастает во мне. Нас опять свел вместе счастливый случай, после того, как мы расстались. Счастье и то, что она еще удержалась в моей памяти.

Мы разделили что-то, не знаю, что но должно, что-то хорошее, иначе как объяснить такую живую память, и теперь я хочу прийти к ней наяву и.начать наши отношения заново, сделав их на этот раз реальными. Это нехорошо: ведь я покушаюсь на то, на что у меня нет никакого права, кроме того, что тогда мы оба оказались под Пассажирами. Но она нужна мне. Мне нельзя без нее.

И я ей нужен, хотя она не знает, кто я. Но ее удерживает страх.

Я боюсь напутать ее, и стараюсь не слишком сильно давить на свое преимущество. Может быть, она уведет меня к себе, может быть, нет, но я не спрашиваю. Мы допиваем.

Уславливаемся опять встретиться на ступеньках завтра. Моя рука на секунду касается ее руки. Потом она уходит.

В эту ночь я наполняю три пепельницы. Снова и снова я думаю, насколько разумно я поступаю. Ну почему бы не оставить ее в покое? У меня нет права преследовать ее. Наш мир стал таким местом, где мудрее всего держаться порознь.

И все же что-то подстегивает меня, когда я думаю о ней.

Полузабытые сожаления об утраченном: девичий смех в коридорах, украденные поцелуи, чай с пирожными. Я вспоминаю девушку с орхидеей в волосах; другую, в сверкающем платье, и ту, с детским лицом и взрослыми глазами - все так давно потеряно, и я говорю себе, что эту я не потеряю. Я не позволю отнять ее у меня.

Приходит спокойное субботнее утро. Я иду к библиотеке, не надеясь найти ее там, но она стояла на ступеньках, и взгляд на нее был словно отсрочка приговора. Она выглядит усталой и встревоженной. Видимо, тоже думала больше, чем спала. Мы вместе идем по Пятой авеню. Она шагает рядом, но под руку меня не берет. Шаги звучат резко, отрывисто, нервно.

Я собираюсь предложить пойти к ней, а не в коктейльбар. В эти дни, пока нас не захватили, надо спешить. Но я знаю, что нельзя думать об этом как о тактической уловке.

Грубая поспешность может оказаться роковой, принеся мне только заурядную победу, в которой прячется мертвящее поражение. В любом случае настроение ее ничего мне не обещает. Я смотрю на нее и думаю о музыке и новых снегопадах, а она смотрит в серое небо.

Она говорит:

- Я чувствую, что они все время следят за мной. Кружат над головой, как стервятники, и ждут, ждут. Готовые наброситься.

- Но можно отбиваться. Мы должны успевать жить, пока они не смотрят.

- Они ВСЕГДА смотрят.

- Нет, - говорю я ей. - Их не может быть столько. Иногда они смотрят в другую сторону. И когда это так, двое людей могут встретиться и попробовать поделиться теплом.

- Но зачем?..

- Ты слишком пессимистична, Хелен. Они иногда не вспоминают нас месяцами. У нас есть шансы. Есть.

Но пробить скорлупу ее страха я не могу. Она парализована близостью Пассажиров, не желая ничего начинать из страха, что ЭТО достанется нашим мучителям. Мы подходим к ее дому, и я надеюсь, что она уступит и пригласит меня войти. Секунду она колеблется, но только секунду - взяв мою руку в свои, улыбается, и улыбка тухнет, и она уходит, оставив мне только слова: "Встретимся завтра, снова на ступеньках, в полдень..." Я долго иду один домой по холоду.

Ее пессимизм отчасти проникает этой ночью и в меня.

Кажется, тщетно стараться что-нибудь уберечь. Даже больше: скверно преследовать ее, позорно предлагать ей торопливую любовь, когда в любую минуту... В этом мире, повторяю я себе, нужно держаться порознь, чтобы не повредить друг другу, когда нас ловят и седлают.