Ант Скаландис - Последний спринтер

- Бьерн Борг.

Волжин задумался, и Джонсон опередил его:

- Джон Макинрой.

- Чесноков, - вспомнил наконец Волжин.

- Не то! - в один голос откликнулись Джонсон и Густафссон.

"Ну, держись, великий спринтер!" - подумал Волжин и объявил:

- Вячеслав Веденин.

- Томас Вассберг, - незамедлительно отозвался Густафссон.

А Джонсон скромно заметил:

- Пропускаю.

- Густафссон, - сказал Густафссон.

- Это ты, что ли? - улыбнулся Волжин.

- Нет, Томас Густафссон, олимпийский чемпион.

- Хайдсн! - радостно закричал Боб. - Эрик Хайден.

- Евгений Куликов, - спокойно ответил Волжин. - Если угодно, Игорь Малков.

Вдруг Джонсон поднялся. Откинув одеяло, встряхнул расслабленными мышцами. Прентис показал ему секундомер и, щелкнув кнопочкой, убрал в карман. Барокамеры были уже отсоединены, и великий спринтер медленно пошел к дорожке, переступая длинными, как у страуса, ногами, под лоснящейся черной кожей которых красиво перекатывались натренированные мускулы. Остановился возле белой линии старта, проведенной в шестнадцати ярдах от входа в Тоннель. Таков был разбег Джонсона.

Все стояли и молча смотрели, как он разминается. Потом Боб снова сел в шезлонг, накрылся одеялом, и Прентис с коротышкой принялись яростно растирать его мышцы, выдавливая на черную кожу белые червячки пасты из голубого тюбика. В воздухе разлился резкий и пряный запах.

Снова подошел Густафссон.

- Стэнмарк, - сказал он.

- Братья Маре, - откликнулся Боб.

- Жиров, - сказал Волжин и добавил: - Вот что, пора переходить к легкой атлетике. Брумель.

- Шеберг, - сказал Густафссон.

- Дюмас, - сказал Боб.

- Не то, - ответил Волжин обоим.

- Ладно, - прищурился Боб, - Бимон.

- Санеев.

- Ортер.

- Седых.

- Эшфорд.

- Кондратьева.

- Льюис.

- Борзов.

- Оуэне, Мактир, Хайнс, Смит, Кэлвин Смит, Лэттни, Кинг, Флойд, Уильяме, Сэнфорд, Риддик...

- Остановись, Боб, - сказал Прентис. - Вкалываю суперэкспресс.

Суперэкспресс-допинг Прентис вводил лично, не доверяя этот ответственный процесс никому. А когда ядовито-голубая, яркая, чуть ли не светящаяся жидкость перешла вся в вену Джонсона, тренер как-то остервенело выдернул шприц и шваркнул его о баллон с газом.

"На счастье", - подумал Волжин, хотя никто не сказал ни слова.

Потом он поймал взгляд Джонсона, вздрогнул и даже поежился, так ему вдруг стало жутко. Зрачки у Боба сузились, превратились в точки, словно он глядел на очень сильную лампу, а радужка остекленела и прямо на глазах стала мутнеть.

- Пора, господа, - проговорил Прентис.

Джонсон, даже не приподнявшись, вяло протянул длинную черную руку с тонкими пальцами, и присутствующие все по очереди пожали ее.

Одни молча, другие - тихо, сдержанно пожелали удачи.

- Ни пуха, - сказал Волжин по-русски, задержав в своей руке безвольную ладонь Боба.

- К черту, - проговорил Боб, с усилием растянув губы в улыбке.

Когда же они поднялись в небо и, приникнув к иллюминатору, Волжин смотрел вниз, на маленькую черную точку на краю красной тартановой полосы, его вдруг охватило сильное и щемящее чувство, близкое к экзальтации. Уже само то, что Джонсон вышел один на один с Тоннелем, казалось Волжину победой добра над злом. Но он переживал, переживал ужасно, и не столько за успех дела, сколько за самого Джонсона, словно тот вдруг стал для него родным.

А накануне, когда они встретились в Комитете, они не сразу стали мирно перебрасываться именами спортивных звезд, они сначала чуть не поругались. Волжин еле сдерживал себя, глядя, как мальчишка Бобби Джонсон откровенно издевается над почтенными членами экспертной комиссии и Всемирного Координационного Совета. Бравируя знанием русского - среди прибывших никто не знал его так, как Джонсон, - он отпускал такие грубые шуточки и так мерзко подмигивал при этом Волжину, что тот готов был отхлестать Боба по щекам, но... Он понимал не хуже других, что Джонсона можно спугнуть. И тогда будет просто огромная дымящаяся воронка, и тучи радиоактивной пыли, и целые колонны техники, и отряды дезактиваторов в оранжевых комбинезонах...

Или - и этого хотелось еще меньше - вновь ожидание неизвестно чего и вновь проклятая работа в Комитете по охране.

На безопасном расстоянии от Зоны, посреди поля, куда сели вертолеты, уже была готова палатка, и в ней - два экрана, и на одном из них был Джонсон.

Вот он встал, отбросил одеяло, попрыгал, не замечая, видимо, что прыгает прямо на одеяле, прокалывая его шипами, и все увидели, как надулись его мускулы, а глаза заблестели сумасшедшим блеском. Он постоял, покачался на носках, поднимая и опуская руки, а потом раздался громкий голос: "На старт!" - и в палатку вошла тишина.