Дверь отворилась. На пороге показалась невысокая красивая женщина с ведром, двинулась, было к бочке, но поймала мужнин взгляд и поставила свою ношу на пол, опасаясь расплескать - столь странным вдруг ей показалось выражение его лица.
- Ты чего такой? - спросила она, подходя и вытирая руки. - Что случилось, Реслав?
Мужчина поднял к ней растерянное лицо.
- Камень треснул, - озадаченно и как-то беспомощно сказал он. - Вдоль и поперёк. Крестом. На, посмотри.
Она посмотрела.
Опал играл двумя лучами - красным и зелёным на четыре части. Две трещины, прямые, как вязальные спицы, пересекшись, образовали ровный крест.
Было красиво. И жутко.
Жутко красиво.
Реслав помолчал. Посмотрел на жену.
- Как думаешь, Ганка, чему бы это? А?
* * *
Когда отряд испанцев проломился через лес к одинокой скале, уже смеркалось. Под вечер потеплело, небо затянули низкие серые тучи. Звёзды скрылись, и посыпал снег. Сначала в синем воздухе закружились одинокие и редкие снежинки, потом они немного выросли, потом - ещё чуть-чуть, и вскоре с вечереющего неба падали уже целые хлопья, толстые и белые, как сытые овцы. Ветра не было. Тяжёлый и липкий, как гончарная глина, снег ложился спудом на плечи и головы, западал за ворот, отягощал поля на шляпах у солдат и скапуляры сутан у монахов. Сапоги черпали снег, - сапоги! Чего уж говорить о башмаках? Кто бывал в настоящем, далёком и диком лесу, тот знает, что зимой чащоба защищает лучше всяких стен. Недаром лесные братья чувствуют себя там так вольготно. Ветки кустарника сплетались, как бока корзины, еловые лапы хлестали в лицо, купина и шиповник добавляли лишние полоски к буфам рукавов и штанов, драли полы плащей и монашеских ряс. При каждом движении сверху сыпалась хвоя и белая мерзость. Лис присмотрел себе укрытие что надо (если, конечно, он и в самом деле жил тут). Солдаты ругались, кутались, кто во что мог, и прятали ладони в рукава. Курить брат Себастьян не разрешил. Жевали табак.
Треск ветвей в вечерней тишине слышался особенно отчётливо. Громоздкие алебарды, и так-то не слишком удобные, в лесу и вовсе стали проклятием для четверых солдат, и лишь когда Мануэль случайно набрёл на узкую тропу, заметённую снегом, идти стало легче.
Тропа куда-то вела.
- Hola, да тут дорога! - с удивлением воскликнул вскоре маленький испанец.
- Где дорога? - Санчес с интересом обернулся.
- Да вот же дорога, здесь! - объявил аркебузир, топнул ногой и сделал несколько шагов, проваливаясь в снег не по колено, а едва по щиколотку. Старая просека. Видите? - он помахал рукой, указывая вверх. - Деревья тонкие и выросли недавно, в два ряда. Все задрали головы.
- А, верно, - оглядевшись, согласился с ним Родригес. - Рудничная нитка, не иначе. Ну и глаз у тебя, Мануэль. Я вот ни хрена бы не заметил, всё только - вниз, да вниз...
- Ну ладно, чего выпятились? - не выдержал Киппер. - Дорога, и дорога. Что в ней эта... такого особенного есть? Эка невидаль, открыл Америку... Дорога... Раз рудник здесь был, должна дорога тоже быть. Она нас к нему и выведет. Пошли.
Десятник проверил, хорошо ли ходит в ножнах меч, и первым двинулся вперёд.
- Дурацкое время года! - ругался сквозь зубы Родригес, отряхивая об колено снег со шляпы и вытирая мокрое лицо перчаткой. - Ну что за мерзкая страна! Летом сыро, зимой холодно, а весной и осенью - и сыро и холодно одновременно. Caray! [Испанское ругательство.] Как здесь только люди живут?
Жевать табак Родригес тоже бросил, когда добрались до сугробов. Вместо этого пыхтел, ругался и расчищал алебардой проход усы его, обычно гордо смотревшие вверх и бодавшие небо, теперь намокли и обвисли, как две чёрные сосульки. Настроение у остальных солдат тоже было ни к чёрту. Киппер ещё утром высосал все свои запасы водки, и потому пребывал в настроении холодном и безумно мрачном. Никаких тревожных признаков не было, лес был первозданно тих, только снег скрипел под ногами, но всё равно солдаты вздрагивали, поводили оружием, косили взглядом в сторону. Теперь же, найдя дорогу, все слегка воспряли духом, обменялись солёными шуточками, зарядили зубы свежей жвачкой и отважно двинулись вперёд. Первыми шли Киппер и Санчес с Родригесом, за ними - Хосе-Фернандес с Мануэлем, далее - Михель и сумасшедший Смитте. Тропа не позволяла широко идти. Замыкающими шли монахи и Анхель, как видно не желающие упускать из вида подопечных.
В таком порядке они и вывалились на поляну.
Михелькин стоял и оглядывался, щурясь в наступающем вечернем полумраке. Лесная проплешина вся была в старых следах; даже слой свежего снега был не в силах скрыть их все. Солдаты воспрянули духом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу