«И почему они должны найти какие-то следы поджога? — подумал Малыш, криво ухмыльнувшись. — Ты хочешь, чтобы этот храм сгорел дотла? Поделай руками так и вот так, и порыв ветра направит пламя свечи прямо на оконные занавески. Ты хочешь, чтобы еще и этот храм был пожран огнем? Отойди на восемь футов вправо, и у человека с сигаретой в руке случится сердечный приступ, а ковер вспыхнет, когда никого не будет рядом. Постой на одной ноге, и еще в одну церковь угодит молния».
Это была мощь, выходившая за рамки всякого понимания, — и тем не менее Пророчица все же нуждалась в нем, нуждалась в Мбойе, нуждалась во всех остальных, чьих имен он не знал и о существовании которых мог только догадываться. Она была олицетворением могущества, но она была не всесильна; инопланетяне с Ада сумели продержать ее в заточении почти семнадцать лет. Она нуждалась в помощи, его помощи, хотя у него не было ни единой догадки почему. И ее можно было победить, по крайней мере сыграть вничью. Айсберг доказал это, а он — Кремниевый Малыш — конечно же, способен на нечто гораздо большее, чем Айсберг.
На следующее утро он вновь узнал из выпуска новостей, что к вчерашнему перечню добавилось еще двенадцать церквей. Как только выпуск закончился, он выключил головизор и отправился завтракать. Дождавшись, пока проедет пара грузовиков, пересек дорогу и вошел в маленький ресторанчик, в котором почти всегда завтракал, обедал и ужинал. К его удивлению, Мбойя, который обычно допоздна засиживался в казино и потому вставал довольно поздно, сидел в одиночестве за одним из столиков и попивал кофе.
— Доброе утро, — сказал он, увидев Малыша.
— Привет.
— Присаживайся ко мне,
Малыш оглядел полупустой зал, пожал плечами, сел за столик Мбойи и заказал себе кофе с булочкой.
— Что-то последнюю пару дней тебя не было видно.
— Я был занят, главным образом работал над чипами.
— К чему все это, ты ведь теперь в ее упряжке. Больше нет нужды притворяться.
— Я брошу это, если она наконец даст мне какое-нибудь задание, — сказал Малыш. Он посмотрел в окно. — Я вырос на планете, подобной этой. Здесь просто больше нечем заняться.
— А разве ты не практикуешься в стрельбе? — усмехнувшись, спросил Мбойя.
— В этом нет необходимости. Я просто подстроил свои импланты, и теперь все в порядке.
— В таком случае, полагаю, больше ты не промажешь?
— Правильно, — ответил Малыш серьезно.
— Рад слышать.
— И в это раннее утро у меня нет ни малейшего желания слушать, как ты ехидничаешь, — добавил Малыш, даже не пытаясь скрыть раздражения.
— Да кто тебя подкалывает, я говорю абсолютно искренне.
— Ну уж конечно.
— Да говорю тебе, что не шучу. Я выхожу в отставку. Так что теперь рано или поздно она будет вынуждена послать тебя против людей, которых до сих пор утихомиривал я. Теперь паршивая стрельба может плохо сказаться на твоем здоровье.
— Ты выходишь в отставку? — удивленно переспросил Малыш.
— Да.
— А ты не слишком молод, чтобы уходить на покой?
— Я не ухожу на покой. Просто я не собираюсь больше на нее работать.
— Почему? — поинтересовался Малыш, когда ему наконец принесли кофе.
— Ты что, не смотришь головизор и не читаешь газет? Она только что начала необъявленную войну против Помазанного.
Малыш нахмурился.
— Тебе известно про него что-то, чего не знаю я?
— Да нет.
— Тогда какого черта ты собрался от нее уходить?
— Видишь ли, — сказал Мбойя, — я наемник. Я убиваю людей, чтобы добыть себе средства к существованию. Я не особенно горжусь своим ремеслом, но и не стыжусь его. Я стараюсь жить по принципу: «Выступая против человека, оставь ему хотя бы маленький шанс». И большинство тех, кого я убил, заслужили это.
— И что?
— Неужели ты не понимаешь? Она может уничтожить полмиллиона, даже не покидая своего дома. — Он поморщился. — Это не убийство, по крайней мере в том смысле, как я его понимаю. Это геноцид, и я не хочу принимать в нем участия.
— В чем разница между убийством трех человек и трех тысяч? — спросил Малыш. — Они все служат Помазанному, и они все хотят ее смерти.
Мбойя вздохнул.
— Это трудно объяснить.
— Все же попробуй.
— Ладно. Для меня убийство — профессия, и оно должно быть совершено по определенным правилам. Ты находишься достаточно близко, чтобы иметь возможность взглянуть противнику в глаза. Ты всегда даешь ему шанс отступить, ты должен поговорить с ним и попытаться заглянуть к нему в душу, найти его слабые места. И намереваясь отобрать у него жизнь, ты всегда рискуешь своей. Это глубоко личное дело. — Он помолчал. — Для нее же на первом месте исключительно соображения целесообразности. Для нее нет разницы между десятком и миллионом человек, и при этом ни у единого из них нет ни малейшего шанса. Ни один из них даже не узнает, что послужило причиной смерти.
Читать дальше