Гай Смит - Остров

Было видно, как Мари вздрогнула, зная, что старшая дочь говорит правду.

- Я поправлюсь не так скоро, - она говорила неуверенно. -Мэри, вы должны бежать без меня, вдоль берега и...

- Нет, мама, - девушка покачала головой. - Мы не оставим тебя, твоя судьба была бы еще более ужасна, когда бы отец узнал о нашем бегстве. Мы подождем. И будем молиться.

- Пусть будет так. Но тем временем вы не должны попадаться ему на глаза. По слухам, англичане пытаются разбить принца в битве и уничтожить всех его сторонников. Впереди нас -ждут ужасные времена, я это чувствую. Мы все верны нашему любезному Чарльзу, - голос ее понизился до шепота, - но ваш отец однажды сказал, что ради сохранения своих земель при англичанах он предаст своих соплеменников, - губы Мари сложились в презрительную усмешку.

- Значит, он предатель, - выпалила Элизабет. - И он заслуживает смерти.

- Да, он ее заслужил, - ответила ее мать. - Но нас, наверно, убьют первыми. Будем же молиться, чтобы я поскорее смогла скакать верхом.

2

Крематорий казался ужасающе безликим, чуть ли не презирающим горе высокого мужчины, стоящего со склоненной головой у передней скамьи просторной часовни. Его обветренное лицо было бледно, темные волосы припорошены сединой. Сломленный сильный человек, одинокая фигура, если не считать священника, читавшего с безучастным видом молитвы, как если бы его ожидала важная встреча, а эта служба явилась неизбежной помехой, от которой ему не терпелось отделаться.

Профессиональные плакальщики привыкли к притворной скорби; они ерзали, им, вероятно, очень хотелось курить, от тайком поглядывали на часы, вот кто-то кашлянул, что могло быть нетерпеливым сигналом духовному лицу.

Холодный, солнечный осенний день. Бетонные дорожки у здания усыпаны листьями каштана, косые лучи солнца проникают сквозь большие окна и играют на полированной крышке гроба. Фрэнк Игрэм почувствовал раздражение; кроме него здесь никто не испытывал никаких эмоций, для других все это было обычным делом. Бизнес, фактически, способ делать деньги на горе людей. Пятнадцать минут, вот и все, что вам положено. Он знал, что в фойе ожидают близкие другого усопшего, кто-то плакал. Еще одни похороны, и еще. Встаньте в очередь.

Он не был религиозен в отличие от других фермеров, живущих на холмах, но в церковных похоронах была какая-то торжественность, которой здесь не ощущалось. Там тебе кажется, что кому-то твое горе небезразлично; может быть, они просто более талантливые актеры. Они не торопят тебя, дают возможность погоревать, а после того, как тело предано земле, что-то все же остается, даже если это только могила, на которую можно приходить, за которой надо ухаживать, где можно поплакать втайне. Здесь же не остается ничего: урна с прахом и надписью на ней, и ты можешь пойти развеять где-то этот прах. Бог дал, Бог взял. Ветер и дождь скроют все следы. И Гиллиан исчезнет навсегда.

Неделю назад они занимались любовью после ленча. Беззаботное слияние, может быть, скорее физическое, чем духовное, просто потому, что им обоим это было нужно. Стихийно, на диване в гостиной; зазвенел телефон, но они не обратили на это внимания. Потом они поспешно оделись, утолив свою страсть. Он отправился заканчивать пахоту, она поехала в город на автомобиле. Дурацкое, пустяковое дело - она забыла купить кофе, когда делала покупки в пятницу. Следующую неделю они могли бы обойтись и чаем, ей было вовсе не обязательно ехать. Господи, если бы только она не поехала.

Узкие, крутые полосы дороги; каждый, кто ехал со скоростью больше 25 миль в час, был идиотом. И этот парень, Джоунз, был идиотом, мчался на своем "Вольво" со скоростью 40 миль в час, прямиком врезавшись в "Метро" на повороте почти рядом с фермой Гвитера. Гиллиан погибла сразу же; им пришлось вырезать ее из машины автогеном. Ральф Джоунз отделался ушибом головы, его отвезли в больницу, по даже не оставили на ночь. И даже его чертов "Вольво" можно починить; и через неделю-другую этот ублюдок вновь станет опасно гонять по дорогам. Невиновные умирали, а виновные оставались в живых; так было всегда.

Фрэнк подумал, утешила ли бы его семья в этот ужасный, полный солнца день. Не дети - они с Гиллиан не хотели детей - но, может быть, его родители или даже родители Гиллиан. Но у них не осталось в живых родителей, ни у него, ни у нее не было ни братьев, ни сестер; только ее кузен, который даже не прислал им открытку на прошлое Рождество и который, конечно, не потрудился приехать на похороны. Фрэнк был один, не только сегодня, но и каждый последующий день.