Он неожиданно вспомнил осколки стекла, покрывавшие булыжники улиц Белфаста, они сверкали, как алмазы, в свете дуговых ламп; вспомнил густой запах взрывчатки и крови.
Вспомнил тело молодой женщины, лежащей в кювете перед развороченными внутренностями фешенебельного лондонского ресторана. Взрыв раздел ее прекрасное юное тело, оставив на нем только обрывки кружевного французского белья.
Он вспомнил запах семьи: отец, мать, трое маленьких детей, сгоревшей в своей машине, тела их потемнели и корчились в пламени, словно в жутком медленном балете. С этого дня Питер не мог есть жареную свинину.
Вспомнил испуганные глаза ребенка, глядящие сквозь кровавую маску; рядом с девочкой ее оторванная рука, и бледные пальцы еще сжимают маленькую грязную тряпичную куклу.
В его памяти мелькали эти разрозненные картины, питая ненавистью, пока она не заполнила его всего, она жгла глаза, и ему пришлось опустить бинокль и вытереть глаза тыльной стороной ладони.
Это тот самый враг, с которым он уже встречался, но инстинкт предупреждал его, что с последней встречи враг стал сильнее, он потерял последние остатки сходства с человеком. Питер старался сдержать свою ненависть, чтобы она не помешала ему рассуждать здраво; он знал, что впереди трудные часы и дни. Но ненависть была слишком сильна, и слишком долго он ее сдерживал.
Он услышал в этой ненависти вражеский голос; из ненависти происходит искаженная философия и чудовищные действия врага; опуститься до ненависти значит опуститься на дочеловеческий уровень. Но ненависть не уступала.
Питер Страйд ясно сознавал, что это ненависть не только к ужасной смерти и искалеченным телам, которые он видел в прошлом. Скорее она направлена на угрозу, которую представляет враг для всего общества, для цивилизованных порядков и законов. Если этому злу позволить восторжествовать, законы в будущем будут придумывать революционеры с диким взглядом и с пистолетом в кулаке, миром станут править разрушители, а не строители, и Питер Страйд ненавидел такую возможность еще больше, чем кровь и насилие, и ненависть его была ненавистью солдата. Ибо только солдат знает, что такое ужасы войны.
Солдатский инстинкт призывал его немедленно выступить и уничтожить врага, но ученый и философ в нем предупреждал, что еще не время, и огромным усилием воли он сдержал свой инстинкт бойца.
В то же время он понимал, что именно ради такого момента, ради этой непосредственной встречи со злом он поставил под угрозу всю свою карьеру.
Когда ему не дали возглавить "Атлас" и вместо него назначили политика, Питеру следовало бы отклонить назначение на меньшую должность в "Атласе". Перед ним открывались другие возможности, но он предпочел остаться со своим проектом - и надеялся, что никто не почувствовал глубину его негодования. Бог свидетель, у Кингстона Паркера не было с тех пор оснований жаловаться. Никто в "Атласе" не работал напряженней, и верность Питера много раз была испытана.
Теперь все это казалось оправданным: наступил момент, ради которого Питер работал. Враг ждет его там, на горящем бетоне под африканским солнцем, не на мягком зеленом острове под дождем, не на грязных улицах густонаселенного города - но это все тот же старый враг, и Питер знал, что его время пришло.
Когда Питер забрался в салон "Ховсера", ставший его штабквартирой, и сел в кожаное кресло, связисты уже установили контакт и на главном экране виден был Колин Нобл. На правом верхнем экране помещалось панорамное изображение южной части главной полосы, в самом центре изображения, как орел в гнезде, сидел "боинг". На другом экране видна была его рубка при максимальном увеличении. Подробности были такими четкими, что Питер легко прочел на ярлычке имя изготовителя одеяла, закрывавшего окно. На третьем экране - внутренности контрольной башни. На переднем плане диспетчеры в рубашках с короткими рукавами перед экранами радаров, а за ними через большие окна вид все на тот же "боинг". Камеры были установлены час назад в здании аэропорта. Еще один экран оставался темным. Знакомое добродушное лицо Колина Нобла заполнило главный экран.
- Если бы у тебя была кавалерия, а не морская пехота, - сказал Питер, - ты был бы здесь еще вчера...
- Куда торопиться, приятель? Я вижу, пирушка еще не началась. - Колин улыбнулся ему с экрана и отодвинул назад бейзбольную шапочку.
- Ты чертовски прав, - согласился Питер. - Мы даже не знаем, кто организовал пирушку. Какова последняя оценка времени прибытия?
Читать дальше