Джеймс Боллард: Сад времени

Цветок в руке Акселя сжался до размеров стеклян?ного наперстка, лепестки его судорожно корчились и съеживались вокруг исчезающего ядра. Слабые искор?ки мерцали и угасали в сердцевине. Аксель чувст?вовал, что цветок тает в его руке, как ледя?ная капелька росы.

Сумерки опустились на здание, длинными тенями протянулись через равнину. Горизонт слился с небом. Клавикорды молчали, и цветы времени, не вибрируя больше в такт музыке, стояли неподвижным, окаменелым лесом.

Несколько минут Аксель смотрел на них, пе?ресчитывая оставшиеся цветы, потом обернулся и приветствовал жену, шедшую к нему по террасе. Ее парчовое вечернее платье шелестело по украшен?ным орнаментом плитам.

"Прекрасный вечер, Аксель". Она произнесла это с чувством, как будто благодарила мужа за обширную замысловатую тень на газонах и за чудесную вечернюю свежесть. Ее тонкое лицо было спокойно, ее волосы, зачесанные назад и перехва?ченные ювелирной работы заколкой, были тронуты се?ребром. Она носила платья с глубоким декольте, открывавшим длинную, стройную шею и высокий подбородок. Аксель глядел на нее с влюбленной гордостью. Он подал ей руку, и они вместе спусти?лись по ступеням в сад.

"Один из самых длинных вечеров за лето", со?гласился Аксель и добавил: "Я сорвал отличный цветок, дорогая моя, настоящее сокровище. Если нам повезет, его хватит на несколько дней". Он не?вольно нахмурился и бросил взгляд на стену. "Каж?дый раз они все ближе и ближе".

Жена ободряюще улыбнулась и крепче сжала его руку.

Оба они знали, что сад времени умирает.

Спустя три вечера, как он примерно и рас?считывал (хотя все же раньше срока, на который он в тайне надеялся), каунт Аксель сорвал еще один цветок в саду времени.

Перед этим, как всегда, он смотрел через стену и видел, что приближающиеся орды заполнили дальнюю половину равнины, разлившись от горизонта сплош?ной монолитной массой. Ему показалось даже, что он слышит низкие отрывистые звуки голосов, долетающих сквозь пустое пространство, зловещий, мрачный ропот, перемежающийся воплями и угро?жающими криками, но он быстро внушил себе, что все это лишь плод разыгравшегося воображе?ния. К счастью, его жена сидела за клавикор?дами, и богатый контрапунктами узор баховской фуги легкими каскадами проносился над террасой, заглу?шая все другие звуки.

Равнина между домом и горизонтом была поделе?на на четыре огромных вала, гребень каждого из них был ясно видим в косых лучах солнца. Аксель в свое время дал себе обещание никогда их не пересчитывать, но число было слишком мало, чтобы остаться неведомым, особенно когда оно столь очевидно отмечало продвижение наступающей армии.

В этот вечер передовые ряды прошли первый гребень и были уже достаточно близко ко второму. Основная масса этого исполинского скопища поджи?мала сзади, скрывая под собою гребень, а еще более гигантские полчища возникали из-за горизонта. Обве?дя глазами пространство, Аксель смог нагляд?но убедиться в несметной численности армии. То, что он поначалу принял за основную силу, было на самом деле небольшим авангардом, одним легионом из тьмы подобных ему, пересекающих равнину. Настоящая армия еще даже не появилась, но Аксель, оценив площадь, покрытую людским морем, решил, что когда она наконец займет равнину, то покроет каждый квадратный фут поверхности.

Аксель разыскивал глазами какие-либо экипажи или машины, но все было как всегда аморфно и нескоординировано. Не было ни знамен, ни флагов, ни хоругвей, ни копьеносцев.

Внезапно, как раз перед тем, как Аксель повернул назад, передние ряды скопища показались на вершине второго гребня, и толпа хлынула на равнину. Аксель был поражен расстоянием, которое она покрыла за невероятно короткое время, пока нахо?дилась вне поля зрения. Теперь фигуры были ясноразличимы и увеличились вдвое.

Аксель быстро спустился с террасы, выбрал в саду цветок и сорвал его. Когда цветок излучил весь накопленный свет, он вернулся на террасу. Сжавшийся цветок на его ладони походил на ледяную жемчужи?ну. Он посмотрел на равнину и с облегчением увидел, что армия снова очутилась у горизонта. Затем он сообразил, что горизонт был гораздо ближе, чем раньше, и то, что он принял за го?ризонт, было на самом деле самым дальним гребнем.

Когда он присоединился к каунтессе во время традиционной вечерней прогулки, то ничего ей не сказал, но она разглядела его тревогу, скрытую под маской напускной беззаботности, и делала всевозможное, чтобы ее рассеять.