Джеймс Боллард - Зона ужаса

Он был в ста ярдах от дома, когда женщина заметила его. Через несколько секунд она появилась из кухни с ружьем в руках, а Криспин уже не мог из-за большой скорости остановиться. Он попытался закричать, но пух, пахнущий кровью, забил его рот. Когда Криспин достиг края луга, опоясывающего дом, его ноги были уже в нескольких футах над землей. Он судорожно вцепился в металлический каркас, с трудом поворачивая головой в тесном черепе голубя. Женщина дважды нажала на спуск. Первый выстрел срезал мелкие перья крыла. Вторая пуля поразила Криспина в грудь, и он какое-то время еще планировал, пока не замер среди мертвых птиц.

Через полчаса, убедившись, что Криспин умер, Катерина Йорк подошла к нему и стала выдергивать из каркаса голубя лучшие перья.

Она собирала их для постройки гнезда, к которому когда-нибудь прилетит гигантская птица и принесет обратно ее сына…

…Одиннадцать часов. Хэнсон с минуты на минуту должен быть здесь. Проклятье Элизабет. Ну почему она появляется так внезапно? Соскочив с подоконника, Фримэн бросился к кровати и быстро лег, натянув одеяло до пояса. Когда жена зашла в комнату, он приветливо улыбнулся ей и притворился, что читает журнал.

— Все в порядке? — Элизабет внимательно смотрела на него.

— Да, дорогая, все нормально.

Она принялась поправлять постель. Фримэн беспокойно заерзал. Когда же Элизабет протянула руку, чтобы поправить подушку, на которой он сидел, Фримэн резко оттолкнул жену.

— Послушай, дорогая, я уже не ребенок! — он с трудом скрывал раздражение. — Что случилось с Хэнсоном? Он должен был быть здесь полчаса назад.

Элизабет пожала плечами и подошла к окну. Несмотря на просторное, как халат, шелковое платье, было заметно, что она беременна.

— Должно быть, он опоздал на поезд. — Элизабет закрыла форточку. — Я не хочу, чтобы ты простудится.

Фримэн молча ждал, когда она уйдет, постоянно поглядывая на часы.

— Я купила для ребенка пеленки, — сказала она. — Сейчас, глядя на тебя, я подумала, что надо бы купить тебе новый халат. Этот уже совсем износился.

— Я уже давно ношу этот халат и не хочу с ним расставаться. Я не хочу новой одежды. — Фримэна раздражало то, что Элизабет обращалась с ним, как с ребенком. Но он прощал жену, так как у них долго не было детей. К тому же последний месяц он был болен, и Элизабет очень бережно и внимательно ухаживала за ним.

— Дорогая, извини меня, я не хотел на тебя кричать. Спасибо, что ты так ухаживаешь за мной. Может быть, вызвать доктора?

Фримэн сказал это автоматически, и секунду спустя в его сознании вспыхнуло: Нет! Словно почувствовав это, Элизабет покачала головой и сказала:

— Не надо. Ты скоро уже будешь здоров. Я думаю, тебе уже не надо видеться с врачом.

Уже?

Элизабет вышла. Фримэн слышал, как она спускалась по лестнице. Через несколько минут внизу заработала стиральная машина.

Уже?

Фримэн быстро встал и подкрался к ванной. Шкаф был увешан сохнущей детской одеждой. Сквозь марлю, накрывающую чистые стопки, он заметил, что большая часть пеленок была голубого и синего цвета.

"Наверное, наш ребенок будет одет лучше всех на свете”, — подумал он.

Выйдя из ванной, Фримэн зашел в свой кабинет и вытащил из-за шкафа маленькие весы. Скинув халат, он встал на платформу. В зеркале отразилось его бледное, костлявое тело, длинные кривые ноги.

Вчера было 42 килограмма. Он не отрывал глаз от стрелки, одновременно прислушиваясь к шуму стиральной машины. Наконец стрелка замерла.

39 килограммов!

Запахнувшись в халат, он поставил весы на место. 39 килограммов! За 24 часа я потерял 3 килограмма. Фримэн попытался унять охватившую его дрожь. Чтобы успокоиться, он вернулся в кровать и взял какой-то журнал. Но в голову ему все время лезли беспокойные мысли. Два месяца назад он весил 65,5 килограмма. 3,1 килограмма в день! Если так пойдет дальше, то… Фримэн содрогнулся.

Шесть недель назад Фримэн понял, что начинает странным образом меняться.

Собираясь утром на работу, он заметил, что его усы поредели. Обычно черная и колючая щетина теперь стала мягкой и приобрела грязно-коричневый оттенок. То же самое произошло с его бородой. Сначала он связывал эти изменения с ожиданием ребенка: когда он женился на Элизабет, ему было сорок, а она была моложе на два-три года. Он уже не надеялся стать отцом. Когда Элизабет забеременела, он поздравил себя со вступлением в новую эру жизни и решил полностью отдаться роли чуткого отца. Он даже придумал песенку: