Станислав Соловьев: Человек-окно

Чем дольше отсутствовал ликвидировавшийся, тем явственней ощущал Домингес: этого человека никогда не было. Как только самоликвидировавшийся возвращался обратно, он автоматически становился реальностью. В это мгновение Домингес производил очередную ревизию, и человек превращался в один из кирпичиков в здании существующего бытия... То же самое происходило с тем, кого Домингес успел увидеть в окне. Еще минуту назад это было что-то непонятное и загадочное, дышащее не кислородом, а неуловимой трансцендентностью, передвигающееся не с помощью ног, а с помощью неизмеримого натяжения пространственного поля, -- это был не человек, это было Нечто. Нечто попадало из мира-за-окном в мир-внутри и исчезало. Иногда Домингес сильно разочаровывался: никакой это не Нечто, а банальный дон Игнацио. Нечто не было. Это было наваждение, сказочный сон, потусторонняя реальность...

Но чаще заоконный человек и человек в мире-внутри представлялись Домингесу разными существами, разными настолько, что первый существовал, а второй полусуществовал постольку, поскольку это позволяло ему полноценное бытие первого существа. Если бы Домингес был верующим, подобная парадоксальность закончилось бы простым выводом: там, за окном -- ангельское существо, здесь -бренный прах...

Однако Домингес не был верующим. Вслух он этого не утверждал, не подчеркивал, попросту об этом никогда не задумываясь. Но сказать: он был неверующим, -- значит, ничего не сказать. Домингес не был верующим в привычном понимании -- верующим в Деву Марию и Благодать -- обыкновенным верующим человеком, каких много. Домингес являлся верующим особого склада религиозности. Он верил в Заоконье и в его сверхъестественность, будучи верующим искренним, восторженным и непоколебимым в собственной вере. Поколебать домингесовскую веру не могли ни родители, ни учителя, ни сослуживцы, ни знакомые, ни вся совокупная реальность жизни... Реальность, если она не находилась рядом с реальностью Домингеса, не существовала. То, что находилось за окном, не было реальностью, -- оно было сверхреальностью, неподвластной Домингесу и непостижимой для него. Утверждения людей, -- в момент утверждения они должны были непременно находиться рядом с Домингесом, в обратном случае он их не воспринимал, будь то телевизор-телефон-телеграф или вчерашний разговор, -- о непреложной реальности мира-где-то и вопиющей связанности всех миров в одно целое вызывали у него снисходительную усмешку. Постигнув прелесть заоконья, Домингес надолго увлекся этой страстью с увлеченностью малолетнего влюбленного. Окружающие постоянно пытались его переубедить, навязать мнение, что есть что-то, помимо того, что рядом. Домингес возмущенно не соглашался. "Как, -- думал он в недоумении, -- это может существовать, если его нет в этот момент рядом? Если я его не вижу, не наблюдаю?"...

То, что Домингес не воспринимал не находящееся рядом с ним или не пребывающее за окном, сочли за отвратительную память, отсутствие абстрактного мышления и рассеянную отвлеченность. Наивные люди! Уж кто-кто, а Домингес был человеком именно с абстрактным мышлением. Причем, в отличие от преподавателя математики, писателя или университетского философа, он пользовался своим абстрактным мышлением ежесекундно, ежесекундно подвергая ревизии реальность и раскладывая ее по полочкам системы координат. Родители, родственники, квартальная школа, муниципальный институт, сослуживцы -- все со временем признавали свое поражение в схватке с координатами Домингеса. Обязательно, рано или поздно, наступал тот момент, когда приходилось признаваться в собственном поражении...

"Вы не видели дона Игнацио?" -- спрашивал наивный у Домингеса (только человек наивный или новичок мог спрашивать такое у Домингеса на седьмой год его работы в ведомстве).

"Нет", -- уверенно отвечал Домингес, -- он действительно в этот момент не наблюдал никого, называемого доном Игнацио.

Если бы наивный задал следующий вопрос: "А существует ли дон Игнацио на белом свете?", -- Домингес бы честно ответил: "Не существует".

Почему-то вопросы последнего рода никто Домингесу не задавал. Люди проницательные, видимо, чувствовали некую грань в общении с Домингесом, и не переходили ее, тем не обнаруживали огромную пропасть между их мировосприятием и мировосприятием Домингеса. Люди наивные, надо полагать, не задавали подобных вопросов, удовлетворяясь безграничной честностью Человека-Окна...

Домингес смотрел в окна родных пенат, школы, института, ведомства, ресторана, бара, библиотеки, дома-пристани-вокзала-почтамта-борделя. Со временем он стал выбирать те здания, где были чистые и большие окна, и в этих зданиях он неизменно садился около чистых и больших окон. Не случайно было и то обстоятельство, что отдел, в котором работал Домингес, имел чистые и большие окна. Безумец -- в этом случае безумцем был начальник сектора -пытался с непонятным усердием заставить Домингеса работать в кабинетах с нечистыми и небольшими окнами. Один раз -- это было возмутительно! -Домингеса заставили работать в кабинете без окон. Безумец-начальник плохо знал Домингеса: уже на второй день Домингес невозмутимо смотрел в большое и чистое окно соседнего отдела. На пятый день терпение начальника сектора лопнуло: Домингес вернулся к большим и чистым окнам. Это была капитуляция, но Домингес ее не заметил, ибо кабинет начальника сектора располагался в соседнем здании, с тыльной стороны того здания, где тихо существовал он сам...